* * *
Во всех традиционных трудах историков, где подробно рассматривался ход боя 27 июля 1714 года, говорится, что первые две лобовые атаки русского флота были отбиты мощным перекрестным огнем шведской артиллерии и только третья атака, направленная из-за боязни огня прама «Элефант» на фланговые галеры шведов, завершившаяся последовательным абордажем шведских судов, принесла победу русскому флоту. Говоря более откровенно — наши просто задавили своей массой храбрых, но малочисленных шведов.
Можно вполне понять шведских историков, которые сочинили легенду про три атаки, так как это хоть как-то скрашивало для них позорное поражение шведского флота. Однако трудно понять наших историков, которые вот уже на протяжении почти трех веков слепо повторяют шведскую версию, не только принижая, но и унижая при этом подвиг своих пращуров. Трудно понять почему, но, веря шведскому коллеге, наши историки почему-то совершенно проигнорировали походные журналы Петра и Апраксина, где однозначно говорится об одной атаке.
Первым, документально доказавшим всю нелепость легенды о трех атаках, был доктор исторических наук П.А. Кротов, обосновавший в своей монографии «Гангутская баталия 1714 года» (СПб.: Лики России, 1996) всю бездоказательность шведской версии.
Впрочем, шведская версия, может быть не слишком выраженно, но все же игнорировалась рядом отечественных историков и ранее. Так, академик Е.В. Тарле писал о ходе Гангутского сражения следующее: «Бой начался в 2 часа дня страшной артиллерийской стрельбой с обеих сторон. Русские пошли на абордаж. Петр находился в центре боевых действий. Через 3 часа боя, кончившегося рукопашной на палубах шведских судов, шведы сдались. Тяжко раненный, истекающий кровью шаутбенахт Эреншильд был взят в плен. Вся эскадра Эреншильда попала в руки русских». Ни одного слова о мифических трех атаках, как мы видим, в его описании нет.
Однако именно П.А. Кротов, детально разобравшись в хитросплетениях Гангутского сражения, первым сделал для многих доказательный вывод, что при Гангуте не было никаких трех последовательных атак шведского отряда, а имела место всего лишь одна генеральная атака, которая и завершилась победой. Я извиняюсь перед читателями за последующую длинную цитату, но без нее нам просто не понять развития событий при Гангуте. К тому же я не считаю возможным не привести всей логической цепи рассуждений П.А. Кротова, которая имеет принципиальное значение для пересмотра наших взглядов на Гангутское сражение в преддверии его 300-летия.
Итак, историк пишет «Помимо описаний Гангутскои баталии в походных журналах Ф.М. Апраксина и Петра I есть еще доказательства того, что шведы не отражали 2 атак российских галер. Хорошо осведомленный Я. де Би так писал парламенту Голландии 9 августа 1714 г. из Петербурга о действиях россиян после получения от Эреншельда отказа сдаться: ”… со стороны русских началась атака, горячо продолжавшаяся до того времени, когда русские, приблизившись к неприятельским судам, окончательно всеми ими овладели”. Это ценное свидетельство, поскольку получено оно было Я. де Би непосредственно от А.Д. Меншикова, которому, как уже было сказано, детали боя были известны из уст З.Д, Мишукова, прибывшего в Петербург с места сражения по поручению царя.
Кроме того, в походных журналах Ф.М. Апраксина, Петра I, в показаниях участников сражения упоминается только один сигнал для атаки шведов силами авангарда галерного флота (поднятие синего флага на тринкетовой рее с выстрелом из пушки) … По нашему мнению, заявление Торнквиста, что шведам удалось отразить 2 лобовых атаки российских галер, — фальсификация. Она вписывается в круг тех сильных преувеличений, которые содержатся в его описании Гангутскои баталии, согласуется с общей направленностью шведских сочинений на возвеличивание подвигов шведов в сражениях и одновременное принижение российской стороны. Любопытно, что с такой целью в «воспоминаниях» шведских пленников в России нередко применялся прием утроения. Д.М. Шарыпкин привел пример одного из сочинений такого рода: русские якобы трижды предлагали шведам сдаться под Переволочной в 1709 г., и лишь после троекратно повторенного предложения последние решились на сдачу, хотя в действительности это произошло по первому требованию. В “Экстракте о службах” командовавшего в 1714 г. арьергардом русского гребного флота генерала М.М. Голицына о действиях вверенных ему галер сказано: “…как у посланного на абордирунг генерала Вейде с неприятелем началось дело, и в то время по сигналу он с шквадрою ариергардии пригреб в сикурс, и неприятельския суда отдались”. В “сказках” офицеров Второго гренадерского полка Г.Б. Нетесева и Т.М. Штока тоже имеются одинаковые записи: “в 714-м году… во время взятья фрегату был командрован в сикурс в команде господина генерала и кавалера князя Михаила Михайловича Голицына”. Однако в данном случае не подразумевается вступление в бой каких-либо галер, не входивших в состав авангарда под командованием Петра I. Приближение эскадры арьергарда к месту сражения было лишено даже демонстративного воздействия на неприятеля: шведы, скорее всего, его и не заметили, потому что густые клубы порохового дыма резко уменьшали видимость. Кроме того, перед эскадрой арьергарда, ближе к месту боя, стояла еще эскадра кордебаталии под непосредственной командой Апраксина Действия этой части галерного флота кратко и ясно отражены в офицерских “сказках” 1720 г.: “когда обордировали фрегат и галеры швецкие, в то время стоял в линии на якоре, а на обордирунге не был” (бригадир И.А. фон Менгден), “в Ашуге при атаке швецкаго фрегата и до взятья его был же и стоял с галерою во флоте в шквадре… генерала-адмирала графа Апраксина” (подполковник Вологодского полка П.И. Засецкий), “пришли швецкой карабелной флот и стояли под фрегатом”, “прошли швецкой флот и стояли под фрегадом”, “прошли швецкой карабелной флот и стояли у швецкого фрегата” (поручик А. Учителев, полковые профос С. Филатов и писарь Г. Зернов из Воронежского полка) и т.д. На гравюрах от 9 августа 1714 г., с изображением щита-транспаранта во время фейерверка 12 сентября 1714 г. и “План с прешпектом о бывшей акции…” тоже показано, что галеры кордебаталии во время сражения стояли в линию за местом боя (на них изображена лишь их первая линия).
В существующей литературе в качестве главной задачи россиян выдвигается захват шведских судов в абордажном бою, поскольку артиллерия галер авангарда якобы значительно уступала шведской. К примеру, Н.В. Новиков писал: “Обе первые атаки, после которых русские скампавеи вынуждены были отходить в исходное положение, показали, что фронтальная атака на неприятеля не обеспечивает возможности сойтись для абордажа, который являлся основной целью атакующих”.
…Сам ход атаки шведской флотилии, его тактическая организация требуют внимательного изучения. A.З. Мышлаевский, к примеру, высказал такой взгляд на тактику Гангутского сражения: “О маневрах или поддержке тыловыми эшелонами не могло быть и речи по недостатку места; было несложное фронтальное столкновение, в котором не могло быть применено тактическое искусство ни тою, ни другою стороною. Под жестоким огнем ядер и картечи два раза подходили скампавеи Вейде к противнику и два раза были отбиты. Наконец, подпираемые с тылу прочими судами, отчасти охватив противника с флангов, суда двинулись на абордаж”. Изучение документов, свидетельств участников баталии дает возможность по-иному оценить тактику российской стороны. Во-первых, как выше было показано, единственную атаку шведской флотилии галеры центра и флангов начали одновременно, что лишало шведов выгодной возможности сосредоточить огонь всех своих орудий только на том отряде, который попытался бы атаковать первым. Во-вторых, по словам уже упоминавшегося капитана Нижегородского полка М. Камола, после того как “из пушки выпалили лозон (лозунг. — П. К.) до приступу”, то есть сигнал идти в атаку, всем 11 галерам центра было “повелено итти на фрегат” (фланговые отряды атаковали галеры шведов). Это принципиальная черта тактического замысла Петра I — ударить превосходящими силами, сразу же 11 скампавеями, по флагманскому кораблю противника, имевшему наиболее сильную артиллерию и высокие борта.