Боевая машина любви | Страница: 57

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Я не понимаю, о чем вы говорите. Меня зовут Лараф окс Гашалла. Я сын Имерта, хозяина Казенного Посада. Я поехал с посольством безо всякого злого умысла. Я ранен и хочу есть.

Вот только пустить слезу не получилось. Один глаз был залеплен густой кровью. А другой хоть и зудел нестерпимо, но был сух, как пустыня Легередан на излете осени.

Ларафу показалось, что его слова привели незнакомца с внешностью крестьянина-книгочея в легкое замешательство. Он явно ожидал чего-то другого. Совсем другого.

– Где книга? – спросил он бесцветным голосом.

– О чем вы говорите? Я не понимаю, – Лараф решил твердить свое до одури.

Пар-арценц недовольно причмокнул и собирался что-то сказать, но один из спутников опередил его:

– Милостивый гиазир, книга лежит на земле за повозкой.

«Но как он это узнал!!?» – ужаснулся Лараф.

Пар-арценц помолчал, с отсутствующим видом глядя точно в глаза Ларафу, но в то же время – сквозь и за него. Затем он сказал:

– Я верю тебе. Но если мне что-то не понравится – я испепелю тебя на месте. Сейчас я буду считать до двенадцати. На счет «семь» ты начнешь садиться на землю и, одновременно, заводить руки за голову. На счет «двенадцать» ты должен сидеть, ладони твои – лежать на затылке. Ты будешь нем и неподвижен. Один звук, одно движение – и ты мертв.

Лараф был согласен на что угодно, только бы клинок в руках пар-арценца не разродился очередной молнией.

И только уже оказавшись на холодной земле и деревенея от своей вынужденной статуарности, он сообразил, что пар-арценц его боится.

«Но если я представляю для него такую опасность, то что мешает ему сразу убить меня?» – над этим вопросом Лараф размышлял, пока пар-арценц разбирал то, что назвал Солнечной Засекой.

Оказалось, пар-арценц и его спутники во время разговора с Ларафом пребывали в центре магического круга приблизительно двадцати локтей в поперечнике. Круг этот был невидим до той поры, пока пар-арценц не обмерил его шагами, совершая малозаметные и с точки зрения Ларафа бессистемные пассы левой рукой.

Когда пар-арценц вернулся в исходную точку, Солнечная Засека проявилась на несколько мгновений. Ослепительный белый огонь, более всего похожий на раскаленный расплав стекла, ударил выше верхушек деревьев. После Засеки на земле осталась глубокая борозда с хрупкими комьями спекшегося суглинка.

Как только Засека исчезла, офицер, указавший, где лежит книга, оказался рядом с Ларафом и занес над его головой меч. А пар-арценц вместе с другим офицером исчезли из поля зрения кандидата в гнорры, отправившись к повозке.

Лараф хотел было заговорить со своим стражем, готовым в любое мгновение стать палачом. Сказать ему что-нибудь неимоверно жалостное. Но вовремя спохватился.

Если пар-арценц и впрямь имеет основания опасаться Ларафа, то вряд ли он преувеличивал, когда сказал, что его убьют за любой звук. Кто знает – вдруг этот звук будет началом некоего крошечного заклинания, от которого все живое на тысячу саженей вокруг превратится в соляную пыль?

Снова Лараф был поставлен обстоятельствами в положение человека, который бессилен что-либо предпринять и вынужден лишь терпеливо прислушиваться к происходящему за своей спиной.

А там долгое время не происходило ничего интересного. И только спустя пятнадцать коротких колоколов раздалась пара восклицаний пар-арценца.

Потом – шагов слышно не было, не уловил Лараф и малейшего шевеления воздуха – сосредоточенное и злое лицо пар-арценца нависло над ним, глаза сверкнули расплавленным серебром, губы выплюнули:

– Когда ты нашел книгу, что в ней было?

Лараф думал было завести старую песню «ничего-не-видел-ничего-не-знаю». Однако, балансируя на грани обморока, он понял, что врать не получится: пар-арценц уже по эту сторону зеркала, именуемого сознанием.

– Слова и рисунки.

– Что ты видишь сейчас? – часть обзора Ларафу теперь застила его подруга, раскрытая на Зеленом Разделе.

– Слова и рисунки.

– Каков цвет страниц?

– Зеленый.

Книга исчезла, прошелестела страницами, снова возникла. Красный Раздел.

– Каков цвет страниц?

– Красный.

– Как называется книга?

– «Семь Стоп Ледовоокого».

Молчание.

– Ты читал книгу?

– Да.

– Ты читал всю книгу?

– Нет.

– На каком языке написана книга?

– Не знаю.

– Сколько языков в книге?

– Два.

– В книге есть записи на варанском языке?

– Нет.

– В книге есть записи на харренском языке?

– Да.

Воля Ларафа сейчас была раздавлена пар-арценцем. Солгать он не мог. Не потому, что не хотел или боялся, а по той же причине, по какой не может ходить человек, прикрученный ногами к потолку. Это было принципиально невозможно.

Но думать независимо от своих ответов Лараф мог. Точно так же, как может думать человек, прикрученный ногами к потолку. И единственная незамысловатая, зато верная мысль, успевшая посетить Ларафа, была такой: «Книга не открылась пар-арценцу.»

– Ты использовал магию книги?

– Да.

– Сколько раз?

– Не знаю.

Это тоже было правдой.

Похоже, пар-арценц устал. Оно и не мудрено: даже пар-арценцу тяжело не спать трое суток, уходя от охотников и в свою очередь настигая дичь, а потом с ходу выдержать бой со своими коллегами, злоупотребляя при этом мощью «облачного» клинка.

Лараф почувствовал, что чужое присутствие в его сознании исчезло. Сразу же заболела голова. Зато теперь это вновь была его собственная, суверенная голова.

– Мне все равно, обрадует это тебя или опечалит, но ты будешь жить. Более того, можешь считать, что ты принят на службу в Свод Равновесия. Звания у тебя не будет, но жизнь я тебе могу обещать такую, которой позавидует большинство аррумов. Можешь встать.

Лараф настолько обессилел – не столько телом, сколько душой – что поднимать его на ноги пришлось тому офицеру, который держал над ним меч.

– Кто были эти люди? – спросил Лараф, указывая на трупы лучников.

Не настолько ему было это интересно, насколько показалось уместным в очередной раз продемонстрировать свою наивность.

– Это? В основном – рах-саванны Опоры Вещей, – с ненаигранной небрежностью сказал пар-арценц. – Еще трое – из Опоры Безгласых Тварей, если это тебе о чем-то говорит. Они, кстати, искали не только вас, но и меня. Но все к лучшему. Охотники мертвы, звери мертвы, а мы живы.