Только все это время у нее из головы не выходила та страшная сцена, невольной свидетельницей которой она стала у каменистой гряды. Отчаянный предсмертный крик малькада и звук раздираемой плоти преследовали ее по ночам.
Если бы Священной стражей командовал прежний фенго, Гвиннет обязательно поговорила бы с ним о том случае, но сейчас новым фенго стал волк по имени Финбар, а с ним она была не настолько близко знакома.
«Пожалуй, стоит посетить Сарк-из‑Топи, – подумала Гвиннет. – Я ведь сова-кузнец, у меня теперь немало бонков, а Сарк любит горящие угли». Отец Гвиннет и отец ее отца, насколько она помнила, всегда обменивались с Сарк угольками.
Многие говорили даже, что Сарк гораздо охотнее общается с совами, чем со своими сородичами – клановыми волками.
Сарк только что достала из гончарной печи горшки, как перед ней приземлилась Гвиннет.
– У меня есть несколько превосходных бонков, мадам.
Обращаясь к Сарк, совы обычно называли ее «мадам». Ей это определенно нравилось. Если бы не нравилось, она бы не преминула об этом сказать.
– И второсортные есть?
– Да. Только зачем они вам?
Сарк повернулась и внимательно посмотрела на Гвиннет.
– Совы-кузнецы и совы-угленосы считают, что чем горячее, тем лучше. И это понятно. Ты же, Гвиннет, сова, которая имеет дело с металлами, а я имею дело с глиной и глазурью. Изготовляю я их из молотых костей, песка и минералов, которые нахожу в реке и превращаю в пыль. Настоящий мой секрет – это не состав смеси, а температура, при которой ее следует готовить. Отгадай, что мне требуется для нужной температуры?
– Что?
– Погадки. То, что вы называете отходами.
– Вы имеете в виду эти белые липкие комки?
Гвиннет была изумлена. Совы чрезвычайно гордились своим особым пищеварением, и некоторые даже называли этот процесс благородным.
– Иногда да. Но за этими белыми липкими комками – особенно за теми, что оставляют чайки, – мне ходить далеко.
Сарк наклонилась и толкнула лапой сухую лосиную лепешку.
– Фу!
– Не фукай! Прости, но совам не дано учуять по запаху ценный навоз.
Волчица принялась разламывать лосиную лепешку на кусочки.
– Этот лосиный навоз горит медленно и равномерно. С его помощью я сделаю красивую глазурь, какую ты в жизни никогда не видела.
Сарк замолчала и снова обратила свой взор на Гвиннет. Бегающий глаз волчицы скакал по сторонам, словно живя своей жизнью, но другой внимательно рассматривал сову.
– Эй, да с тобой что-то не то. Что случилось?
– В каком смысле?
– Ты выглядишь взволнованной. Даже больной, как будто тебя вот-вот вырвет. И вовсе не потому, что я тебе прочитала целую лекцию о навозе. Судя по твоему виду, ты словно… Как это называется, когда из вас вместо сухих выходят влажные погадки?
И, не дожидаясь ответа, Сарк снова принялась внимательно изучать свою посетительницу.
«Великий Глаукс, – подумала сова. – Как она догадалась?» Вот уж действительно мудрая волчица, не похожая на других. Не то чтобы другие волки были такими уж глупыми, но Сарк по своей догадливости вполне могла бы сравниться с целительницами Великого Древа, к которым совы прилетали, когда серьезно заболевали. От нее ничего не скроешь, сколько ни старайся.
Вспоминая о том, свидетельницей чему она стала у каменистой гряды, Гвиннет чувствовала, как к горлу подступает комок. Теперь же она не сдержалась и срыгнула.
– Ой, извините, мадам! Я не хотела!
– Не смеши меня! – отозвалась Сарк. Она подобрала комок, положила его сверху лосиной лепешки и слегка придавила. – Ты же не против?
– Не против чего?
– Того, что я использую твою погадку. У меня в печи получается такое интересное сочетание… Как бы выразиться… Весьма подвижное и необычное. Ты даже не представляешь, как долго я пыталась получить матовую бирюзовую глазурь.
Гвиннет не имела ни малейшего представления, о чем говорит Сарк. Но у них было кое-что общее – пристрастие к красоте и любовь к искусству.
– Да, конечно, – сказала она.
Положив навоз и погадку в печь для обжига, волчица снова повернулась к сове.
– Теперь, когда ты выглядишь немного лучше, пора поведать, что же тебя так заботит.
Гвиннет вздохнула поглубже.
– Я здесь по поводу малькада.
– Только не говори, что… – Сарк было подтянула шкуру для Гвиннет поближе к огню, но резко остановилась. Замер даже ее блуждающий глаз. – Зачем сове интересоваться малькадом, кроме, разумеется, очевидного?
Гвиннет в негодовании встопорщила перья.
– Потому что тем малькадом раньше всяких сов, лис, кугуаров или лосей заинтересовался волк.
Теперь уже на загривке у Сарк шерсть встала дыбом.
– Ты хочешь сказать, что за малькадом вернулась мать?
– Нет, не мать. И щенок не стал добычей других животных.
– Ты хочешь сказать… – от изумления Сарк даже потеряла дар речи.
– Да. Малькада зверски убили.
Непослушный глаз Сарк бешено завращался, ноги задрожали и едва не подкосились.
– Неудачная шутка, – заметила она, в глубине души понимая, что сова говорит правду. Никому бы в голову не пришло шутить на такие темы. Опустившись на шкуру и переведя дыхание, она добавила: – Ничего подобного не слышала! Ну ладно, расскажи, что ты знаешь.
Волчица была в курсе, что ушные щели для масковой сипухи – самый важный орган чувств.
И Гвиннет рассказала.
Когда Сарк наконец-то поднялась, чтобы добавить в костер хворосту, огонь в пещере уже почти потух.
– Вам точно не нужен бонк? – поинтересовалась сова, просто для того чтобы прервать неловкое молчание, с которым Сарк встретила ее рассказ.
– Нет, – пробурчала Сарк. – Зачем тратить бонк на очаг? У меня же мех, не забывай. Мне не нужен такой горячий огонь.
Проследив за костром, волчица вновь улеглась на шкуре.
– Все это очень, очень плохо. И у тебя нет догадок, кто бы это мог быть?
– Нет. Поэтому я и прилетела сюда. Я думала, вдруг вы знаете.
– Единственный, кто мне приходит в голову, – это волк с пенной пастью. Ты почуяла похожий запах? Ах да, я же забыла, что у тебя нет нюха.
– Верно. Но это мог быть еще и чужак из Крайней Дали.
– Клановые волки прознали бы про него. Они наблюдают за границами.
Сарк прикрыла морду лапами. «Почему? Как волк мог пойти на такое?» Несколько минут она молчала. Наконец открыла морду и сказала:
– Значит, ты единственная, кто знает об этом ужасном происшествии?