Что же касается сценария армейских полевых поездок, запланированных на июнь 41-го в Западном ОВО, то во всех трех случаях разыгрывается вариант ответного контрудара, причем наносится этот удар после того, как противник необычайно глубоко, на 70—100 километров продвинулся на восток — ничего подобного в прежних «играх» не было. Три карты не являются «кусочками одной мозаики», рубежи обороны и направления ударов соседних армий по сценариям полевых поездок не совпадают. С другой стороны, сравнивая карты с текстом раздела VI плана прикрытия Западного ОВО («Возможные варианты действий по обеспечению основных операционных направлений на случай прорыва через армейские районы обороны мотомехчастей противника»), мы обнаруживаем практически полное сходство поставленных задач и оперативных решений. Скорее всего, в ходе полевых поездок планировалось отработать действия командования и штабов армий по плану прикрытия, каковой как раз в июне был составлен и утвержден.
Один ответ и один вопрос
Подведем итоги. Несмотря на то, что доступная информация довольно хаотично разбросана по времени первой половины 41-го года и пространству западных регионов СССР, несмотря на то, что недоступной остается информация по оперативным «играм» самого мощного, Киевского ОВО, рассмотренные выше документы позволяют сделать несколько важных выводов.
Первое. Оперативная подготовка командования и штабов Красной армии к войне против Германии велась, причем велась постоянно и упорно. Печально, что столь заурядный вывод приходится специально подчеркивать, но не перевелись еще у нас «историки», которые рассказывают о том, как Сталин заменил подготовку к войне любовным разглядыванием подписи Риббентропа под Пактом о ненападении.
Второе. С января по июнь 1941 года сценарий оперативных «игр» претерпевает вполне отчетливые изменения: численность войск «восточных» становится все меньше и меньше, задачи и успехи — все менее и менее амбициозными. От наступления на Будапешт до контрударов под Вильнюсом и Белостоком.
Третье. Оценка боеспособности собственных войск остается неизменно высокой. Можно даже обрисовать некую условную «пирамиду возможностей». При численном равенстве сил с противником Красная армия успешно наступает — да, медленно, проходя «всего лишь» по 10 километров в день, но наступает. При двукратном численном превосходстве «восточные» разносят «западных» в пух и прах. При двукратном численном превосходстве противника «восточные» упорно обороняются, переходя временами к подвижной обороне. Прорвать же фронт «восточных» удается лишь тогда, когда «западные» имеют 3–4—5-кратное численное превосходство в пехоте и подавляющее — в танках; впрочем, и в этих случаях прорыв означает не «начало понятной вам катастрофы», а неизбежный в ближайшие дни сокрушительный контрудар Красной армии на соседнем, неизбежно ослабленном участке фронта противника.
Все это позволяет дать аргументированный ответ на злосчастный вопрос, который тысячу и один раз поднимался на страницах книг и статей с названиями «Тайна 22 июня», «Загадка 22 июня», «В полночь 22 июня…» Как же так, как мог Сталин спокойно пойти спать после того, как разведка доложила…
А что «не так», дорогие товарищи? Разведка доложила, что в приграничной полосе Восточной Пруссии сосредоточено до 500 немецких танков? Так их там ожидали увидеть 4000. В восемь раз больше. На аэродромах Сувалкского выступа обнаружено до 300 немецких самолетов? Но их там, по сценарию мартовской «игры», должно было быть более тысячи. Из-за чего же тов. Сталин должен был потерять сон и аппетит? Сталин гордился своей логикой и рассудил совершенно логично: вся имеющаяся разведывательная информация свидетельствовала о том, что сосредоточение группировки немецких войск у границ СССР — той группировки, которую ожидали у границы увидеть — не только не завершено, но еще толком и не началось. И если войска несокрушимой Красной армии способны недели две помотать противника в приграничном сражении, то стоит ли так беспокоиться — часом раньше или часом позже уйдет в войска Директива № 1?
Вопрос, на который у меня нет никакого вразумительного ответа, заключается в другом. Из Каунаса командование 11-й Армии, ЦК литовской компартии, чекистское и прочее начальство сбежало после полудня 22 июня. Ждать до вечера не стали. Белосток от границы подальше будет да и по пути к нему две реки — из Белостока все военное, партийное, чекистское и прочее начальство сбежало вечером 22 июня. Если судить о людях по делам — а это всегда считалось единственно верным, то получается, что товарищи генералы даже тени сомнения по поводу Красной армии и ее способности противостоять вермахту не имели. Так для чего и для кого писали они «задание на игру на 117 листах»? Зачем изо дня в день, из месяца в месяц рисовали стрелочки на картах? Кого они хотели обмануть? Себя? Сталина? Друг друга?
25 июня 1941 года советская авиация нанесла массированный бомбовый удар по городам, портам, железнодорожным станциям и аэродромам Финляндии. Вечером того же дня финский парламент принял решение считать страну находящейся в состоянии войны против СССР.
К этим простым и не вызывающим сомнения фактам можно добавить еще несколько, не менее достоверных.
22 июня 1941 года в 7.15 за подписями Тимошенко, Жукова и Маленкова вышла известная Директива № 2 («В связи с неслыханным по наглости нападением со стороны Германии на Советский Союз приказываю…»).
Заканчивалась директива словами:
«На территорию Финляндии до особых указаний налетов не делать». В 10.45 аналогичные указания («границу с Финляндией не переходить и не перелетать») даны в Директиве командования Северного фронта (развернут на базе Ленинградского ВО).
23 июня запрет на открытие военных действий против Финляндии был еще раз подтвержден. В документах командования Северного флота это отразилось так: «Народный Комиссар ВМФ дал директиву Военному совету Северного флота по приказанию Ставки Главного командования впредь до особого распоряжения против Финляндии никаких боевых действий не производить».
Шаг вперед, два назад
Вечером 24 июня за подписью наркома обороны СССР маршала Тимошенко вышла Директива Ставки Главного командования, в которой было сказано: «В целях предупреждения и срыва авиационного удара на Ленинград, намеченного немецким командованием в Финляндии, приказываю Военному совету Северного фронта с 25.06.1941 г. начать боевые действия нашей авиации и непрерывными налетами днем и ночью разгромить авиацию противника…»
В опубликованной 26 июня сводке Совинформбюро за 25 июня факт бомбардировки Финляндии был признан: «Наша авиация нанесла ряд сокрушительных ударов по аэродромам немцев в Финляндии, а также бомбардировала Мемель, корабли противника севернее Либавы и нефтегородок порта Констанца». Как видим, специально подчеркивать это событие не стали, его лишь упомянули в сложном предложении наряду с другими.
Вероятно, в ночь с 26 на 27 июня была выпущена Директива Военного совета Северного фронта. Номера и даты на документе нет. Подписи начальника штаба нет. О времени составления документа можно судить лишь по тому, что приказы соединений фронта, дублирующие директиву, появляются с 2 до 7 часов утра 27 июня. Содержание еще более странное: «До открытия боевых действий сухопутными частями противника огня не открывать. Только с открытием им первым артиллерийского огня или при его внезапной танковой атаке обрушиться всей мощью нашей артиллерии на танки, на разведанные огневые позиции артиллерии противника и районы сосредоточения его танков и пехоты, а огнем минометов по исходному положению пехоты».