Но скоро Сюто надоело баловаться; к тому же, он вспомнил, что дома у него совсем не осталось еды. Сюто пришел на базар, выбрал самую большую рыбину и унес ее, насмерть перепугав торговцев.

Дома он отдал эту рыбину своей маме: «Возьми, приготовь нам ужин». Его мама, конечно, удивилась и спросила, откуда эта рыба. Сюто ответил, что тенгу помог раздобыть ее.

Вкусно поужинав, Сюто лег спать, а его мама принялась шить и штопать одежду. Тут ей попалась на глаза старая соломенная шляпа, в которой Сюто пришел домой. Шляпа была такой грязной, такой рванной, что мама Сюто бросила ее в очаг.

Когда утром Сюто не смог найти свою шляпу, он забеспокоился. «Зачем она тебе? – спросила его мама. – Пусть мы и бедны, но не настолько, чтобы ты одевался как последний нищий. Я сожгла это старье в очаге». «Что ты наделала! – воскликнул Сюто. – Эта шляпа могла бы кормить нас до тех пор, пока мы не собрали бы урожай риса!» Мама подумала, что Сюто не в себе, – особенно после того, как он принялся выгребать золу из очага и размазывать эту золу по своему телу.

А у Сюто мелькнула идея: может быть, и зола, оставшаяся от шляпы, обладает такими же волшебными свойствами? Его догадка подтвердилась; мама вдруг в ужасе всплеснула руками – ее сын растворялся в воздухе прямо на глазах. «Не бойся, мама! – воскликнул Сюто. – Это просто волшебство. Жди меня, я скоро вернусь!».

Выскочив из дома, он направился на сей раз в деревенскую харчевню, рассудив, что лучше будет принести домой уже приготовленную еду. Так он и сделал: снял с вертела жирную курочку и прихватил несколько кусков мяса с жаровни, завернув их в банановый лист. Пропажи никто не заметил, потому что хозяин занимался какими-то своими делами, а люди, находившиеся в харчевне, были увлечены разговором. Можно было бы тихонько уйти, но тут, на беду, к Сюто подошла собака. Она не могла понять, как это возможно – запах человека есть, а самого человека нет? Шерсть на ней встала дыбом, собака оскалилась и зарычала.

Сюто кинул ей пару кусков мяса. Собака проглотила их, а потом ткнулась носом в руку Сюто и облизала ее. «Ай! – послышался изумленный крик хозяина харчевни. – Вы поглядите, люди добрые, что творится! Рука есть, а кроме руки ничего нету!» Сюто рванулся к выходу, но задел бочку с водкой и пролил ее на себя. В результате видимыми сделались еще и его ноги. «Это злой дух! Злой дух! – закричали люди. – Гоните его прочь! Вон из нашей деревни!».

Сюто бросил курицу и мясо, и пустился наутек. Но люди не отставали от него, а по пути к ним присоединялись все новые и новые жители деревни, встревоженные шумом.

Тогда Сюто, видя, что дело плохо, побежал к реке, нырнул в воду, смыл с себя сажу и только после этого вылез на берег: «Смотрите, люди, это же я – Сюто!».

«А, так это ты ударил меня палкой! – воскликнул деревенский надзиратель. – А ну-ка, вылезай на берег, негодник, я поколочу тебя за это!»

«А, так это ты схватил мой зонтик! – воскликнула деревенская модница. – Он сломался из-за тебя! А ну-ка, вылезай, я тебя заставлю купить мне новый!»

«А, так это ты забросил мой новый халат на дерево и гнусно пел при этом! – воскликнул богатый старик. – А ну-ка, вылезай, я научу тебя, как уважать старших!»

«А, так это ты пролил целый бочонок моей лучшей водки! – воскликнул хозяин харчевни. – А ну-ка, вылезай, ты отработаешь мне все до последнего гроша!».

Сюто стоял на берегу, голый, замерзший и несчастный, и тут он увидел под мостом тенгу. Тот захихикал, достал полученную от Сюто бамбуковую палочку и плюнул в него здоровенной горошиной… Вот так-то вот издеваться над тенгу!

– А я никогда не буду издеваться над тенгу, – пробормотал, засыпая, маленький Такэно.

– Ни над кем не надо издеваться, – сказала Йока, поправляя его одеяло. – Спи, мой маленький воин…

– Ты опять грустна? – шепнул ей Такэно-старший, когда маленький Такэно уснул. – О чем ты грустишь?

– Я не знаю… Может быть, об ирисах у реки? Сейчас уже ночь, и они не видят себя в речном зеркале… Это так глупо, я понимаю. Но может быть, в этой глупой грусти скрыта еще большая печаль? А может быть, предчувствие?… Не обращай на меня внимания, Такэно… Пойдемте спать, мой господин, вам надо отдохнуть.

Ласточки, роняющие комья земли

Едва сошел снег, и дороги стали проходимыми, в княжеское поместье прибыл гонец с письмом. В письме извещалось, что повелитель намерен здесь провести лето, а потому следовало в кратчайшие сроки приготовить поместье к проживанию князя и его свиты. Написано было послание на имя Сотобы, что сразу вызвало трудности: во-первых, Сотоба уже несколько месяцев как умер, а во-вторых, даже если бы Сотоба был жив, он не смог бы приготовить поместье к проживанию князя, потому что не имел в своем распоряжении ни денег, ни людей, занимая до своего последнего дня должности сторожа и садовника, но не управляющего. А после смерти Сотобы и отъезда Йоки с сыном в город, в поместье вообще остались только старик Сэн и маленький отряд охраны.

Но приказ есть приказ; как только письмо было получено, солдаты во главе со своим командиром немедленно принялись за дворец (к счастью, не требовавший крупного ремонта), а Сэн с утра до ночи гнул спину в дворцовом парке.

За всеми этими хлопотами незаметно прошли первые весенние дни, но зато поместье теперь радовало глаз идеальным порядком. Стены княжеского дворца, вымытые и вычищенные, сияли теплым светом дерева, а на колонах и перилах сверкала свежая позолота. Озеро, на котором стоял дворец, было очищено от кувшинок, сплошь покрывших его гладь за последние годы; красный и зеленый мох, бурно разросшийся на белом каменном берегу, был аккуратно пострижен. Заодно из воды вытащили две упавшие сосны, а у тех, что стояли на берегу, спилили засохшие ветви.

Скамейки и декоративные мостики в парке были выскоблены до блеска: все кусты на дорожках подстрижены еще раз, несмотря на протесты Сэна, заявившего, что он их уже стриг. Чуть было не пострадали и крохотные пруды парка с островками цветов, – солдаты и прудики эти решили очистить от ненужной зелени, а часть их попросту закопать. Но Сэн решительно воспротивился этому, сославшись на Сотобу, который всегда говорил, что вся планировка парка проходила под личным контролем князя, а стало быть, менять в ней ничего нельзя. Однако рвение солдат было так велико (оно дополнялось еще и скукой от службы в этом глухом углу), что остановиться им уже было трудно, поэтому они взялись на домик, в котором жили и прилегающую к нему территорию. В результате дом был выкрашен тремя слоями краски, а земля вокруг него стала похожа на пустыню.

Только тогда командир маленького гарнизона дал отбой ремонтным работам и принялся усиленно готовить своих подчиненных по военной части, – а старик Сэн успокоился, наконец, насчет сохранности парка…

Сэн стал готовиться к отъезду, ведь старик жил в поместье, в сущности, незаконно, как бы ни разубеждал он в этом Такэно, когда тот уговаривал его уехать в город. Правда, Сотоба как-то докладывал князю о Сэне, но никаких официальных распоряжений из княжеской канцелярии на сей счет не поступило.