Мистер Мюррей заорал на него, потребовал остановиться, ссылался на какие-то законы, акты и права, но фотограф и бровью не повел, знай себе жал на кнопку. Когда он опустил камеру, я увидела широчайшую усмешку на его лице – вот повезло-то папарацци. От растерянности я не могла сдвинуться с места, но при виде этой усмешки опомнилась, кинулась обратно в библиотеку и захлопнула за собой металлическую дверь. Вновь очутилась в тишине библиотеки, и только сердце стучало оглушительно. Должно быть, каждая книга слышала этот стук.
Тут-то я и задумалась: как вообще оказался здесь фотограф? Что он успел увидеть? Видел Арта, когда тот входил и выходил? А потом увидел меня? Никаких правил я не нарушила, но запаниковала, потому что кое-кто очень хотел найти Арта – почти так же сильно хотел, как я, – и этот кое-кто на все пойдет, чтобы выяснить, где его сын.
Теперь Креван примется за меня.
Когда ты в последний раз видела Арта Кревана? – спросила меня Пиа под конец этого ужасного дня.
Я снова сидела в библиотеке, в библиотеке своего дома, измученная мыслью, что потеряла Арта, и мне совершенно не хотелось разговаривать с репортершей и приходилось держаться настороже, отражать ее вопросы, и в любой момент, казалось, Креван со своими подручными мог ворваться в дом и увести меня на допрос, чтобы вызнать, где прячется Арт.
Устала я и от этой встречи-расставания с Артом, и от недостатка сна, от постоянно возобновляемого кошмара: все виделось, как ставят Клеймо Кэррику. Совсем мне было фигово. Все хорошее из меня ушло, осталась пустая оболочка, а в ней – только страх. Но ее вопрос об Арте привел меня в чувство. Пиа заметила, как я напряглась, а я еще и обозлилась сама на себя: что ж меня так легко прочитать!
– Всем известно, что произошло в день приговора. Арт был в суде, там было полно репортеров. Все, что вас интересует, можете посмотреть по телевизору.
– Я не об этом спрашиваю. – Кошка она, вот кто. Ноги тесно сжаты под слишком узкой прямой юбкой, кожа так и блестит, шуршит. Она подалась вперед, на губах – лукавая улыбка. – Я уже дважды ловила тебя на лжи, Селестина. Во-первых, – отсчитывает она пальчиками с персиковым лаком на ногтях, – ты виделась с Артом сегодня. В школьной библиотеке. Я видела снимки, как он входит в библиотеку, и я знаю, что вы там виделись. Но это может остаться нашим секретом, если ты будешь честно сотрудничать и дашь мне подробное интервью.
Сердце замерло.
– Во-вторых, шестое Клеймо: никаких доказательств, ни документов, ни записей. Я проверила твое дело.
Она откинулась на спинку кресла, наслаждаясь моей растерянностью.
– Признаться, ты напугала меня, Селестина. Полагаю, именно этого ты и добивалась. Хотела, чтобы я пустилась обличать судью Кревана, писала об этом, подняла шум. Опасная это затея, Селестина, от подобных слухов несладко пришлось бы Кревану и всему Трибуналу, обо мне уж не говоря. Я не позволю тебе так меня использовать.
Я вижу, как она сердита, ей кажется, что я хотела ее использовать, обмануть. Фотографии Арта – улика против меня. И какая-то часть моего разума, никогда прежде не умевшего мыслить подобными категориями, вдруг подключается, и я начинаю быстро соображать, планировать, строить интригу. Я же не знала, что шестое Клеймо способно причинить Кревану столько неприятностей, ниспровергнуть даже Трибунал. Каким образом? Знала бы, не выпалила бы так опрометчиво. Нужно было это тщательно обдумать. Так у меня есть оружие?
– Пытаешься отомстить Кревану, Селестина? И Арта используешь в своих целях? Настроила его против отца? Эниа Слипвелл – твоя соучастница, вы вместе решили подставить судью? Что вы затеваете, Селестина? Не отпирайся, всем известно – что-то вы затеваете.
Она страшно довольна собой: как же, разоблачила мой замысел. Ждет, что я сломаюсь, заплачу, признаюсь во всем. А я запрокинула голову и засмеялась. Она подала мне идею.
Растерявшись, она заерзала в кресле, поправила юбку, ей сделалось не по себе.
– Пари держу, самого судью о шестом Клейме вы не спрашивали! – говорю я.
– Разумеется, нет, – возмущается она.
– Разумеется, нет. Потому что боитесь. Потому что знаете: он маньяк.
– Ничего подобного, судья Креван – вовсе не маньяк. – Она четко выговаривает каждое слово, как будто нас кто-то подслушивает: боится, что я ее подставлю. – И я не боюсь его… просто не хочу лезть к нему с подобным вздором. Для начала нужны доказательства. Я спросила твою мать о шестом Клейме, – снова эта лукавая усмешка, – и она отказалась подтвердить твои слова. Не признала, что у тебя есть шестое Клеймо. Она даже не присутствовала, когда тебе ставили пятое. Никого из них там не было, Селестина. Всю семью удалили за неподобающее поведение. Это есть в отчетах.
Отчеты лгут.
Понятно, почему мама с такой тревогой встретила меня сегодня после школы. Я-то думала – оттого, что снова без предупреждения явилась Пиа, но оказывается, она еще и про шестое Клеймо спросила. Мама испугалась, что Пиа про все напишет, но мама не знает того, что я сейчас угадала: никогда Пиа не напишет о шестом Клейме, Креван ей не разрешит, потому что он совершил нечто недозволенное.
– Кто писал отчеты?
– Дежурные стражи.
Тина, Джун, Барк, Фунар. Все солгали, прикрывая Кревана.
– Значит, мой хитроумный план не сработает: доказательств нет.
– Ни малейших! – ухмыляется она.
Обдумываю ее слова. Вновь переживаю тот момент, ту боль, ту силу, которую я почувствовала в себе, когда отказалась уступить Кревану, покаяться. Самый мучительный в моей жизни момент – и все же миг, когда я собралась с духом и мужеством. Вспоминаю и Кэррика, его распластанную по стеклу ладонь. А еще там был мистер Берри, он высоко поднял свой телефон, снимая на камеру все происходящее. Раньше я не понимала, как это важно, но теперь вижу: мы располагаем всеми доказательствами, вот только журналистке я ничего об этом не скажу. Для начала нужно заполучить эту съемку. Доказательство – сила. Вероятно, потому мистер Берри и оставил видеозапись у себя, ради каких-то собственных интересов.
– Я могу прямо сейчас предъявить вам доказательство, если угодно.
Она покосилась по сторонам, как будто ожидая, что из угла выскочит притаившийся свидетель.
– Но сначала обещайте мне полное сотрудничество, – говорю я, перехватывая инициативу. – Я знаю, вы не станете писать о том, как я сегодня встретилась с Артом, не станете публиковать фотографии. Вы же блефуете, и я это прекрасно понимаю: если Креван выяснит, что вы знали, где побывал сегодня его сын, а ему не сказали, неприятностей не оберетесь. Вы знали, где его драгоценный сыночек, и позволили ему уйти? Вам же известно, что он повсюду ищет Арта. А я могу прямо сейчас перейти дорогу – вон его дом – и все ему рассказать.
Сработало. Она действительно боится судьи.
– Ладно, – говорит она, сглатывая. – Я все забуду. Где твое доказательство?