Делает вид, будто не верит мне, однако я чувствую ее страх. Она боится, что мои слова о шестом Клейме окажутся правдой, боится, что глава Трибунала сам окажется с изъяном, боится, что все, во что она верила, – ложь.
Я встала, подошла к Пиа вплотную, и она вжалась в кресло, вцепилась руками в подлокотники, приготовилась. Я повернулась спиной, приподняла футболку, чуть приспустила брюки, обнажая крестец. Лица Пиа я теперь не видела, но ее вздох расслышала очень хорошо. Клеймо на спине выглядит хуже всех. Я дергалась, когда меня прижигали, боль без анестезии была ужасной, и, как ни смешно, буква «П», знак моего несовершенства, сама от совершенства далека, расплылась, красная вздувшаяся кожа и больше ничего. Я опустила футболку, но в кресло не вернулась. Направилась к двери.
– Спасибо за интересный разговор, Пиа.
Нет, ей не удалось меня подловить, наоборот: это она подала мне идею. Если шестое Клеймо дает мне власть совладать с Креваном, так я этим воспользуюсь. И мы с Артом снова будем вместе. Но понадобятся доказательства, понадобится помощь. Мне нужно видео, которое записал мистер Берри, и еще одно: я не могу больше ждать, когда же Кэррик меня найдет, я должна сама его отыскать.
С той встречи в библиотеке от Арта ничего не слышно. Я вновь и вновь мысленно возвращаюсь к тому дню и пытаюсь себя убедить, что о Кэррике говорить в самом деле не стоило. Идиотизм, право! Не заговори я о нем, все бы у нас с Артом было хорошо. Но в глубине души я знаю – не было бы. Я не могу подыгрывать настроениям Арта лишь ради того, чтобы его удержать. Все изменилось, в библиотеке уже все было по-другому, он даже не смог меня поцеловать. Только одно я знаю теперь точно: если вчера я думала отыскать Кэррика, чтобы поблагодарить его, сегодня я начинаю его искать, потому что без него мой план не осуществить. Он так же сильно хочет обличить и ниспровергнуть Кревана, как я. Одной не справиться.
Последний урок у меня французский, учительница отказалась впускать меня в класс, так что я опять буду сидеть в библиотеке. Отличная возможность отправиться куда вздумаю, никто и не узнает. В школьном коридоре я нагоняю Джунипер. Вокруг все расступаются, обходят меня за милю.
– Придурки, – бормочет Джунипер.
– Скажи маме, у меня дела, пусть не ждет. Поезжайте домой без меня.
– Как это? Она перепугается. Куда ты собралась?
– Все в порядке, так ей и скажи. Просто мне нужна самостоятельность, нужно научиться справляться с моей новой жизнью, бла-бла-бла. На это она купится.
Джунипер щурится подозрительно:
– Что ты затеваешь, Селестина?
Между нами что-то вроде перемирия, и обе стороны относятся друг к другу с недоверием.
– Скажи маме, что я встречаюсь с Пиа Ванг.
– А на самом деле?
Я закатила глаза и отошла. Ей одной, что ли, можно тайком встречаться неизвестно с кем?
План был таков: отметиться у Сьюзен, школьного секретаря, ставшей чуть ли не моим куратором на тех уроках, на которых меня не пускали в класс, войти в библиотеку и скрыться через «потайной ход». Я толкнула эту дверь, но она не поддалась. Я колотила ее кулаками, пинала ногами – почему все, все против меня?
В отчаянии я уселась на пол у самой двери и заплакала, но тут дверь распахнулась, и я упала в проход. Там стоял мистер Мюррей. Я кое-как поднялась на ноги.
– Я не помог тебе, – только и сказал он, повернулся спиной и занялся своим делом.
Я не сделала ни шагу дальше. Как ни рвалась я воспользоваться этой минутой, чтобы поискать Кэррика, подводить мистера Мюррея я не могла. Он работал у нас в школе уже тогда, когда я пришла в первый класс – наверное, был тут задолго до того.
– Закон запрещает помогать мне, – напомнила я, проверяя его решимость, давая ему последний шанс закрыть дверь перед моим носом.
– Мне не запрещает, – возразил он, по-прежнему не глядя на меня, шаркая грязными ботинками по полу. – Там, на подошве, у меня Клеймо, а закон не запрещает Заклейменным помогать друг другу.
– Что? – Я уставилась на его ноги, а он продолжал счищать с башмаков грязь.
– Придется поверить на слово.
– Но… но вы же не носите повязку.
– Вот именно, потому никто и не знает. И никто за мной не следит. – Наконец-то он посмотрел мне в глаза.
– Никогда о таком не слыхала.
– Найдутся щелочки, в которые можно просочиться, уйти. Тебе, конечно, труднее, ты «знаменитость». И все же ищи такие возможности. Те не всегда выигрывают, запомни. Будь настороже.
Я киваю, оглушенная.
– Спасибо.
Я ринулась прочь, проскочила насквозь через жидкую рощицу у школы, чтобы не столкнуться с «прессой». Я решила не ехать на автобусе, там бы меня заметили, а одолжила велосипед в городском прокате: у нас тридцать станций проката, в любой можно взять велосипед, доехать до нужного района и там оставить велосипед на удобной для тебя станции. Поскольку все туристы устремляются в замок Хайленд, да и служащих там немало, поблизости находится крупнейшая станция проката. Я проехала по мосту, протискиваясь между туристами. В гору ехать было трудно, я слезла и повела велосипед по Хай-роуд. Когда я ставила велосипед и закрывала замок, с площади у здания суда донеслись вопли, и мне вспомнился тот день – я напугалась до смерти, замерла, не сразу сообразила, что на этот раз не мой черед. Кого-то другого вели на суд.
В этой суматохе на меня никто не обращал внимания. Я купила в лавочке сувениров кепку, надела так, чтобы не закрыть Клеймо на виске и, если попадусь, не навлечь на себя лишнее обвинение, и пробилась сквозь толпу. Успела вовремя: увидела, как мужчина и женщина, держась за руки, идут из Часовой башни в суд. Женщина безудержно плачет, хватаясь за своего спутника, по обе стороны от них шагают стражи. Незнакомые – вот и хорошо, значит, пока заседает суд, я смогу пройти в Часовую башню и потолковать с Тиной. Будем надеяться, я не зря рискнула, она даст мне адрес Кэррика.
Толпа усердствует отнюдь не так, как в день, когда мне был вынесен приговор. Я глянула туда, где обычно стоит Пиа, – тут как тут, в прямом эфире, делится с миллионной аудиторией своими предвзятыми мыслями о новых невинных жертвах.
– Выродки! – вопит стоящая рядом со мной баба и густо харкает в тот момент, когда пара проходит мимо. Комок слюны летит и падает на ногу той женщине. Я непроизвольно вздрагиваю, а женщина под крики толпы ускоряет шаг, еще теснее прижимается к своему спутнику, пытаясь укрыться под его рукой.
– Видали ее рожу? – Баба хохочет, и некоторые зрители вторят ей.
– В рожу бы ей плюнуть! – злобно подхватывает мужчина.
– Что они сделали? – спрашиваю я.
– Газет, что ли, не читала? – удивляется баба. – О них же пишут во всех новостях.
Я качаю головой. Видно, ей в удовольствие изложить всю историю, словно отвращение к «выродкам» – главный стимул ее жизни.