Паренёк весело ухмыльнулся.
– Да ни какой. Просто не существует его в природе, вообще.
Герда кинула на него удивлённый взгляд, потом рассмеялась:
– А шутка, что бы посетителей пугать.
– Ну да, что бы не совались, куда не надо. Впрочем, на этой планете их не разу и не было. Так, что можно было бы и не писать.
Герда понимающе кивнула. Как и говорил Роман, обитатели Хропуса проводили большую часть времени в гипнореальности, мало интересуясь материальным миром. Герда не сомневалась, что вскоре планету ждёт полный крах, инфраструктура развалится настолько, что просто не сможет поддерживать виртуал. Вот тогда-то у местных жителей начнётся настоящая ломка. Скорее всего, многие просто сойдут с ума.
– Эту надпись придумал мой отец, – похвастался Роман, – она что-то вроде фирменного знака его раскопов.
Тут Герда кое-что вспомнила.
– Постой, а кто твой отец? Я до сих пор его не видела.
Она с удивлением заметила, что лицо паренька омрачилось.
– Мой отец умер несколько месяцев назад, – сказал он, – Ещё до того как состоялась экспедиция на Хропус.
Герда сочувственно коснулась его руки.
– Мой настоящий отец тоже мёртв, – отозвалась она. – Он был наёмником. Космогатор Зимин отец приёмный.
От прикосновения Роман чуть вздрогнул, но руку всё-таки не отвёл. Зато бросил на неё удивлённый взгляд.
– Вот как. Не хотел говорить, но я тоже приёмный сын. Профессор Археологии Макс Брутов, не был моим настоящим отцом.
Герда не знала, что и сказать. Получалось, что паренёк потерял, как родного отца, так и приёмного. Она поёжилась. Ей очень захотелось облегчить его боль. Мальчишка ей уже по настоящему нравился. Не смотря на первое негативное впечатление: слишком уж он тогда стремился выглядеть старше своего возраста. Теперь она поняла, что во многом он был именно таким: деловым, но при этом и романтичным: невероятно увлечённым раскопками.
– Мой родной отец, Кортус Мир, погиб на Горгоне, – сказала она, он был наёмником – А что случилось с твоим?
По его лицу она видела, что названье Горгона ничего ему не говорит, однако переспрашивать Роман не стал. Возможно потом поищет его в портативных памятных блоках или подключится к городской сети.
– Автокатастрофа, – нехотя ответил он, – пять месяцев назад, абсолютная случайность.
– Это с приёмным, – уточнила она, – а что же с родным?
Долгое время Роман не говорил ничего. Герда лишь заметила, что он помрачнел ещё больше. Потом, когда он стал говорить, на лице его возникло странное выражение. Казалось, Роман был поражён, тем, что вообще пожелал отвечать.
– Я не знаю, что с ним. Из своего родного мира я сбежал, когда мне было одиннадцать, и никогда о том не жалел.
Потом он вновь замолчал, словно набирая полную грудь воздуха или решаясь на что-то.
– Я с Соры, – одним вздохом произнёс он. – Я поклялся, что не буду иметь ничего общего с родным миром.
Но теперь название планеты ничего не говорило уже ей.
Некоторое время оба шагали молча. Герда буквально чувствовала, что взбередила в душе Романа какую-то старую рану. Казалось, он был обижен на весь свой мир целиком. Как ребёнок право, честное слово, – подумала она. Мысленно Герда дала себе обещание поискать в мини-информатории «Ласточки» данные на эту планету. Если только планета принадлежит данному галактическому сегменту, то они должны были там быть. Потом попробовала перевести разговор на другое.
Глянув, на стоящую перед ними невысокую пирамиду, Герда спросила:
– Наверное, это здорово, вот так узнавать тайны прошлого? Выяснять, что случилось с цивилизациями, которые вышли в космос, ещё тогда когда мы люди ютились на одной единственной планете и воевали дубинками.
Она не ошиблась в выборе темы: Роман был воистину энтузиастом астроархеологии, услышав вопрос о своём любимом занятии, он тут же переключился.
– Да, в культурах предтеч скрыта великая загадка. Мы довольно хорошо изучили начальные периоды их экспансии, но потом ноль – ничего. Такое впечатление, что мы знаем только то, что нам позволено отследить.
– Кем позволено? – удивилась Герда.
– Да самими предтечами конечно. Между прочим, известно несколько планет, на коих стоят непроницаемые силовые купола, которые невозможно пробить. А когда подходишь ближе, тебе прямо в сознание вкладывается предупреждение: «НЕ ВСКРЫВАТЬ, СРАБОТАЕТ ЗАЩИТА». И некоторые попытки пролома действительно закончились катастрофами.
– Многие исследователи считают, – продолжил он, – что, по крайней мере, две из этих рас не погибли, а просто покинули систему трёх галактик, перед этим тщательно отобрав оставленные здесь артефакты.
Они подошли ко входу ведущему во внутрь пирамиды. Жаркое солнце стояло высоко в небе, однако необычный похожий на камень материал, из которого она была сложена, почти не нагрелся. Спасаясь от жары, они, не сговариваясь, зашли внутрь.
Роман провёл возле входа рукой, отыскивая выключатель. Вспыхнули установленные археологами светильники. Помещение было пустым, безо всяких разделяющих перегородок. Лишь вдалеке виднелись две спиральные лестницы, ведущие на верхние этажи, да ближе к центру стояло кольцо колонн, деля помещение на две примерно равные части.
– По-видимому, это был храм, – сказал Роман.
Он указал на, расположенные на стенах, аккуратные надписи.
– Вот видишь, это их священные тексты.
– Ты понимаешь их письменность?
– Немного. По крайней мере, письменность этой культуры. Но смысл их религии от нас ускользает: все тексты слишком иносказательны и многозначны.
Он коснулся одного из иероглифов.
– Смотри здесь две перекрещивающиеся восьмёрки. Это знак Алеф. Он имеет несколько значений. Это символ бога, но ещё и некоторого сакрального места, где сходятся бесконечность и вечность. А в других интерпретациях ещё и знак некой конкретной галактической точки, и символ счастливой будущей эры.
Роман явно неплохо чувствовал себя в роли экскурсовода.
– Во всём остальном, – говорил он, – такая же путаница. Достоверно не известно во что они верили. Но во многих культурах предтеч религии были очень похожими, что само по себе уже странно. Увы, расшифрованные тексты ясности в это не вносят.
– Вроде бы они поклонялись какому-то властелину вечности. Который существовал всегда, но при этом ещё не родился. Их священные тексты повествуют о какой то жертве, во имя сохранения мироздания, которая уже принесена, но одновременно только будет. В общем, полная белиберда.
Они помолчали. Герда попыталась ощутить благовенье перед громадой веков. Но так и не сумела прочувствовать всю эту бездну лет, более того, ей наскучило пялиться на бессмысленные с её точки зрения знаки. Но всё же Герда решила дослушать: ей не хотелось обижать нового друга.