– Ну зачем вы, в самом деле, так, – зашумел приятный баритон Мишеля. – Вы видите, Соня и без того не в себе. Немного такта, мадам аристократка, или в вашей среде не принято учить хорошим манерам?
Маргерит зло глянула на него. Мишель все еще обнимала Соню. Жерар подошел к своему сыну и стал отрешенно разглядывать журнал, лежавший на коленях у молодого человека.
Соня высвободилась из объятий Мишель.
– Я этого человека узнаю, – она вызывающе посмотрела на Маргерит. – Стоит мне закрыть глаза – я вижу это лицо! Оно начинает расплываться, но я его удерживаю в своем воображении, вглядываюсь… – Она обвела глазами своих гостей, задерживаясь на каждом лице взглядом требовательным и многозначительным. – Еще немного – и я его узнаю! Я его уже почти узнала !
И Соня повернулась спиной к своим гостям, едва сдерживая слезы.
Мишель пошепталась со своим мужем и обратилась к остальным вполголоса:
– Сами видите… Ей надо отдохнуть… Вы же понимаете… Да-да, мы побудем с ней… Ей надо принять снотворное… Нервы, конечно… В такой ситуации…
Гости потянулись к выходу. Соня слабо кивнула на прощание всем сразу, никого не поцеловав и не пожав рук, как это делалось обычно. Закрыв за ними дверь, Мишель взялась наводить порядок в гостиной. Ее муж терпеливо ждал, перелистывая журналы в кресле.
– Оставь, Мишель, оставь все! Завтра придет бонна и все уберет, – сказала Соня, глотая слезы. Ее била дрожь.
– Хорошо-хорошо, все оставлю, не волнуйся, моя дорогая. Пойдем, я тебе помогу.
Соня позволила Мишель отвести себя в спальню, послушно умылась, выпила снотворное и улеглась в постель.
Засыпая, она думала о том, что лучше бы не просыпаться.
В крайнем случае, открыв глаза, увидеть Максима.
Или Пьера.
Да, Пьера.
Никого, кроме него.
– По-моему, Соня расстроилась, что я не приеду. – Реми положил трубку телефона на место. – О вас, Максим, я намеренно не стал ничего говорить, не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что вы со мной…
– Почему вы не захотели ехать к Соне, я не понимаю? – несколько раздраженно спросил Максим.
– Рано еще.
– В одиннадцатом часу вечера?
– Рано в том смысле, что встречаться с ними со всеми пока преждевременно. Вы, кажется, забыли, что мы с вами только что обнаружили и машину, и следы крови в ней… И с чем, по-вашему, мы должны были туда идти? Делать светский вид и вести пустые разговоры? У меня лично на это времени нет, мне еще многое обдумать надо. Или прийти и выложить при всех, что мы подозреваем Маргерит? Но, мой дорогой Максим, надо сначала провести анализы, надо иметь доказательства! Это, конечно, кровь, но… А вдруг она просто перевозила сумку с мясом, которое протекло? Нет, мне там делать нечего. Идите, если хотите, вы ведь можете позвонить Соне сами по себе… Только никому ничего не говорите о наших находках. А я выпью где-нибудь кофе и попробую провести некоторые анализы у себя. В любом случае окончательные выводы можно будет делать только после экспертиз криминальной лаборатории…
– Вы правы, – сказал Максим. – Я с вами, можно?
– Да, конечно. Мы можем выпить кофе у меня. Только насчет съестного я не уверен.
Максим уже достаточно хорошо знал Реми, чтобы не задумываясь предложить ему:
– Давайте так: вы едете делать анализы к себе, а я еду к себе…
В глазах детектива появилось разочарование.
– …где за это время попытаюсь восстановить в правах утраченное во Франции понятие ужина…
Реми стал расплываться, довольный.
– …и вы подъедете ко мне, когда закончите. Идет?
…Соне снился поцелуй. Тот долгий и тот единственный, который был у них с Максимом. Поцелуй бесконечный и бесконечно нежный, наполняющий все ее тело и все ее сознание так, что все остальное, все то, что было не-поцелуй и не-Максим, уплывало, отступало, таяло и опадало вокруг нее, меркли звуки, образы и свет, и она погружалась в ночь, долгую и нежную, как их поцелуй.
…Но растворилась тихо дверь, восстановились в правах звуки и образы, и это был звук голоса Пьера и образ Пьера; он смотрел на нее с жгучим укором и говорил что-то жесткое и хлесткое; но он был не прав и он не имел права! Соня хотела ему возразить, она пыталась ему это объяснить, но ее рот был запечатан поцелуем, и она не смогла ничего сказать, ничего, только смотрела отчаянными глазами, как закрывалась за Пьером дверь…
«Я сплю, – мелькнуло в ее сознании, затуманенном снотворным. – Это сон. Слава богу…»
В ожидании детектива Максим налил себе водки. «Она еще не легла, – думал он, – еще, может быть, гости не разошлись… Мне следовало бы ей позвонить. Еще не поздно позвонить. То есть уже поздно, но она вряд ли спит… Это неприлично, но мы же не чужие… Я знаю, она меня ждала. Ей плохо… Я ей нужен…» Он добавил себе водки и снова уселся перед телефоном, колеблясь.
«Она ждет моего звонка, я знаю, я ей нужен!» – выиграл Максим борьбу с самим собой и набрал Сонин номер.
Телефон довольно долго не отвечал. Наконец в трубке раздался сонный и ленивый, хрипловатый голос: «Алло?»
– Соня, это ты?
– Да, я… – врастяжку произнесла Соня.
– Это Максим…
– Я слышу.
– Как ты? – Максим растерялся. Он рассчитывал на другой прием.
– Устала.
– Может… Может, мне приехать?
– Я сплю… Я снотворное выпила… ты извини… так хочется спать… – Соня зевнула в трубку.
– Да, конечно, – поспешно и холодно ответил Максим.
– Как-нибудь в другой раз, – пробормотала Соня и повесила трубку.
Максим налил себе еще водки.
…Соне снилось, что звонил телефон. По-змеиному извиваясь, звонок вползал в ее сон и вился, обвивался вокруг нее, как объятия Максима… Она было хотела уже потянуться к телефону, но Максим не пускал ее. Наконец кто-то снял трубку, и телефон перестал трезвонить. «А-а, это Пьер», – подумала она и обрадовалась, что он вернулся.
«Алло?» – сказал Пьер почему-то ее, Сониным, голосом. «Да, это я… Я слышу… Я сплю…» – отвечал ее собственный голос.
Она действительно спала и ничему не удивлялась.
Во втором часу ночи Максим понял, что он уже не хочет ни кофе, ни незатейливого ужина собственного изготовления, сиротливо стоявшего на столе в ожидании Реми. Единственное, чего он хотел, – это лечь спать. Не выдержав, он набрал номер Реми, но телефон не ответил. Максим взял один из бутербродов и сделал себе чашку растворимого кофе – для приготовления настоящего кофе он поджидал детектива.
Сонливую тишину взбудоражил телефонный звонок.