– Вон отсюда! И чтоб я тебя здесь больше не видела! – рявкнула она и захлопнула дверь.
Элен была рада унести ноги. Она поняла, что без посторонней помощи ей не обойтись, однако к профессору обратиться не рискнула и пошла в библиотеку. Мисс Уоррен сидела с книгой и не слишком обрадовалась тому, что ее опять побеспокоили.
– Мисс Кейпел, надеюсь, вы по важному делу, – сказала она.
– Да, – ответила Элен. – По очень важному! Миссис Оутс пьяна.
Мисс Уоррен поморщилась и взглянула на часы.
– Ничего страшного, – спокойно произнесла она. – К утру проспится и завтра будет работать как ни в чем не бывало.
– Но она пока не отключилась, – упорствовала Элен, – может, вы успеете ее образумить?
– Я не стану спорить с полупьяной женщиной, – отрезала мисс Уоррен. – А мой брат занят очень важной работой, его нельзя отвлекать. Если вам хватит ума, вы к нему не пойдете. В конце концов, такое у нас случалось и раньше.
Мисс Уоррен взяла в руки книгу, давая понять, что разговор окончен.
Элен обреченно поплелась в холл, но при виде телефона немного воспряла духом. Пусть весь вечер девушку не покидало чувство, что она попала на необитаемый остров, «Вершина» все же имела связь с цивилизацией.
«Позвоню в бар, – решила Элен. – Надо выяснить, добралась ли туда Симона. А потом – доктору Пэрри».
Снимая трубку, Элен внутренне замерла: от такого шквалистого ветра телефонные столбы, должно быть, попадали по всей округе. Беда не приходит одна, и Элен морально приготовилась к тому, что «Вершина» может быть отрезана от внешнего мира.
К счастью, раздался гудок, возвещающий о соединении с коммутатором, и наконец женский голос на другом конце провода попросил у нее номер телефона. Через некоторое время уже другой голос – мужской, с уэльским акцентом, – представился мистером Уильямсом, хозяином «Быка».
Элен засыпала его вопросами и выяснила, что мистер и миссис Уоррен прибыли в трактир и останутся на ночь, а мистер Райс с собакой ушел сразу после их появления, очевидно чтобы освободить комнату для леди.
– Куда он ушел? – спросила Элен.
– К священнику. Мол, священник его приютит, поскольку разделяет его любовь к собакам.
Элен поискала в записной книжке номер доктора Пэрри – если бы ее застукали у телефона, она могла сказать, что звонила насчет Симоны и Ньютона. На том конце провода послышался усталый и слегка недовольный голос:
– Не смейте говорить, что у старушки случился приступ. Имейте совесть! Я только сел за стол.
– Нет, я просто хотела с вами посоветоваться, – сказала Элен. – Кроме вас, мне некого спросить.
Когда она закончила рассказ, ей и самой подумалось, что положение не такое уж серьезное – не стоило ради этого тревожить врача. Все страхи казались теперь жалкими и надуманными; доктор Пэрри, несомненно, разделял ее мнение.
– Беда, что и говорить, – отозвался он. – Но ничего не поделаешь. Не связывайтесь больше с миссис Оутс.
– Но я хочу, чтобы она протрезвела! – воскликнула Элен. – Мне так одиноко.
– Вам страшно?
– Н-нет…
– Если вам страшно, я сразу приду.
Как он и ждал, его предложение встретило отказ. Он проголодался, замерз и чертовски устал; несмотря на природную влюбчивость, в данный момент его гораздо сильней манили камин и трубка, чем самые красивые глазки.
– Я понимаю, в такую погоду не очень-то весело сидеть в этой караульной вышке, – сказал он. – Помолитесь – и будем надеяться, она не рухнет. Конечно, сегодня был тяжелый день, да еще столько людей вас покинуло – кому угодно станет одиноко. Но вы не одна. Закройтесь в комнате, и все будет хорошо.
– Да, – кивнула Элен, вздрогнув от оглушительного треска за окнами.
– Если вы сейчас закроетесь и ляжете, заснуть сможете? – спросил доктор Пэрри.
– Вряд ли. Моя комната высоко, ее качает, как люльку.
– Тогда посидите у огня в комнате отдыха, постелите себе там. Гром туда не долетает. Оглянуться не успеете, как наступит утро.
– И новый день, – утешилась Элен.
Слушая бодрый голос доктора Пэрри, набраться смелости было нетрудно.
– И помните, – сказал он, – если вам станет страшно, позвоните, и я приду.
Успокоенная его обещанием, Элен повесила трубку и окинула взглядом холл: в ту же секунду ее уверенность начала отступать. Особняк, казалось, раскачивался на ветру, и ночь полнилась звуками. Дымоход гудел низким трубным голосом, и Элен уже почти различала слова. Согласная на что угодно, кроме одиночества, она побрела обратно на кухню. К счастью, миссис Оутс встретила ее улыбкой. Лицо ее покраснело еще сильней, а бренди в бутылке заметно убавилось.
«Лучше ее не злить», – подумала Элен, села рядом и дружески хлопнула миссис Оутс по колену.
– Мы ведь друзья?
– Конечно, – кивнула кухарка. – Оутс мне сказал на прощание: «Присматривай за маленькой мисс». Это были его последние слова. «Присматривай за маленькой мисс».
– Ой, вы так говорите, словно он умер! – воскликнула Элен.
Поглаживая миссис Оутс по руке, она начала ее уговаривать:
– Но как вы будете за мной присматривать, если вы напились?
– Я не напилась, – возразила миссис Оутс. – Я еще на ногах. Если тебя кто пальцем тронет – поколочу!
Она встала и прошлась по комнате, немного покачиваясь и размахивая кулаками. Элен даже полегчало.
«Удержать бы ее в таком состоянии! – подумала девушка. – Тогда мне точно бояться нечего».
Миссис Оутс, тяжело отдуваясь, приняла ее восторженные аплодисменты.
– Я тут все думаю, – сказала кухарка, – никак не могу выбросить из головы эту медсестру. Почему она говорит так, словно у нее каша во рту? Что за дела?
– Не знаю, – ответила Элен.
– А я знаю, – объявила миссис Оутс. – Она меняет голос. Притворяется – совсем как старуха из Синей комнаты. И ходит-то как странно. Будто хочет скрыть тяжелую поступь и каждую минуту напоминает себе не давить жуков. Что думаешь?
– А вы? – Элен замялась.
– Хм… Может, она и не женщина, как мы с тобой? Может, это он?..
Миссис Оутс внезапно умолкла. Поймав ее взгляд, Элен обернулась: на пороге кухни стояла сестра Баркер.
Элен вся съежилась под пристальным взглядом сестры Баркер. Никогда прежде она не видела в человеческих глазах такую неприкрытую и беспощадную ненависть.
Ясно было, что сиделка услышала слова миссис Оутс, но все же Элен предприняла слабую попытку объясниться:
– Мы говорили о леди Уоррен, – сказала она. – Правда, она странная?