— А вы три года назад оттуда ушли?
— Я в 2004 году туда пришел. Потом три года проработал. Ну, компанию [затем] распродали, пришел конкурсный управляющий — Ребгун [Эдуард]. Хотя он дядька жесткий, но вполне понимающий законы, приходил часто, жаловался: совсем, что ль, чумовые. «Нельзя, — я им говорю, — потому что потом меня посадят, в суд на меня подадут акционеры». Но задача-то была продать. Покупала-то в основном «Роснефть» через подставных.
— Мир перевернулся?
— Не, вы знаете, он не то чтобы перевернулся. Я понимал, что бывают, так сказать, вещи, за которые нужно нести наказание или наказывать, но здесь-то получается просто личная вендетта. За этим-то особо ничего не стоит. Все эти выдуманные налоги. Откуда они взялись? А почему налоговая инспекция подписывала, под всеми этими годами ставила подпись, что все правильно? Причем так делали все компании, и первой начала это делать «Сибнефть». Но они же все, как говорится, подельники, товарищи.
— После этого вы никуда больше не пошли?
— Да нет, я просто вижу, пардон, что у нас за люди во власти.
— И?
— Неинтересно.
— Вы вообще сейчас ничем не занимаетесь?
— Не-а.
— Но неужели не любопытно, что происходит снаружи? Хоть иногда.
— Нет, ну почему. В телевизоре есть иногда дискуссии вечерние и на первом канале, и на третьем. Но зачастую подбор участников я не очень понимаю. И потом они один другому слова не дают сказать. Какой-то получается базар. Хотя какие-то вещи ты узнаешь, и, может быть, предмет, который они собираются обсуждать, и представляет интерес, с точки зрения того, что в обществе происходит.
— С родственниками вы тоже не обсуждаете ничего?
— Нет.
— Как же вы проводите время? На даче?
— Я живу на даче, да. Года с 1993 или с 1994. Когда был на службе, естественно каждый день ездил на работу. В «ЮКОСе» тоже каждый день ездил на работу. А сейчас такой необходимости нету.
— Совета преемникам у вас нет?
— В Центральном банке сложившийся коллектив, и он свою работу знает. И естественно, что и значительная часть совета директоров работает там достаточно давно. Новые там — это председатель [Сергей Игнатьев], Улюкаев [Алексей, первый зампред ЦБ], Меликьян вот из Сбербанка пришел на банковский контроль и Берестовой, который отвечает за хозяйство. А основной костяк весь — прежний.
— Так что вы считаете, что они профессионально выполняют свою работу?
— Ну, как считает председатель Национального банковского совета господин Кудрин, наверное.
— Если бы можно было вернуть все назад, вы пошли бы в «ЮКОС»? Не жалеете, что там оказались?
— Не-а. Это было очень-очень-очень интересно. Печально, но интересно. Хоть я, естественно, ни в какое производство не лез, а больше занимался наблюдательным советом, который пришлось создавать, потому что через год все иностранцы из него вышли, а там из 11 членов было только четыре российских, а остальные — все иностранцы, связанные или с финансами, или с нефтью, или с юриспруденцией. Все вышли. Пришлось искать [новых]. Плюс акционеры сказали: «Ищите, сами подбирайте».
— После того, как вы ушли, они к вам не обращались больше?
— Ну не знаю, может, будут свидетелем в Гаагу вызывать, на судебный процесс. Акционеры «ЮКОСа» против российского государства. Еще нахлебаемся мы с этим делом.
— Вы думаете?
— Да. На днях, говорят, отвечал этот наш юрист с усами, представитель правительства где-то чего-то, партию он еще организовал, они там не набрали процентов. «Что? Где? Когда?» — он обычно стоит там в толпе [Михаил Барщевский, полномочный представитель правительства в Конституционном суде, Верховном суде и Высшем арбитражном суде РФ. — Slon.ru]. Ну, такая известная личность. И вот его спрашивают, а он: не слышал, не знаю. Боится. Вот поэтому. Естественно, меняются все время наши судьи там, а без наших судей нельзя же.
— У вас какие-то сомнения?
— Раз приняли к рассмотрению, будут рассматривать. Поскольку я на 100 % уверен, что было допущено очень много неправильных, не то чтобы ошибочных, а неправильных действий. Нельзя было продавать «Юганскнефтегаз», потому что это производственный актив. Он продается в третью очередь. А у «ЮКОСа» были на $4 млрд. акции «Сибнефти» Абрамовича [Романа], причем полученные не в порядке обмена, когда они объединяться хотели, а просто купленные. И приставам сказали: «Вот, возьмите эти акции. Они сразу покрывают те требования, которые судом предъявляются, решением суда за 1999 год. Там $3,8 млрд., здесь — $4 млрд». Потом вообще двойной процент насчитали, как злостному неплательщику. А почему злостному? Вы же только сейчас принимаете решение, что налог неправильно платился? Ваши налоговые инспектора ставили же раньше подпись, что все правильно? Нам же не предъявляли эти требования три года назад, что мы должны платить такие проценты? Чего вы накрутили $21 млрд. с лишним? С ума сошли, что ли?
— До «ЮКОСа» у вас ничего подобного в жизни не было?
— У меня — нет. Я с юридическими делами сталкивался, когда в Сингапуре работал. Мы там одного клиента, одного из руководителей компании, основного владельца, вместе, правда, с гонконгскими и английскими банками, экстрадировали из США. Он туда сбежал, а его защитники пытались сделать вид, что за этим стоит КГБ. И приезжал к нам юрист, у них есть такая система по сокращению судебных расходов, когда юрист может опросить намеченных свидетелей вне суда, но под запись. И потом мы его все-таки оттуда экстрадировали и судили в Гонконге. Встал вопрос о том, как мне давать клятву. Я говорю: «На Библии я не могу, я — не крещенный. Могу на уставе КПСС». Не подходит. Мне сказали: «А ты просто скажи, что будешь говорить правду и только правду». Я три часа стоял и отвечал на вопросы.
— Но ничего подобного тому, что произошло в «ЮКОСе», не было?
— Таких безобразий там не было.
2010 г.
— Виктор Владимирович, страна более пятнадцати лет находится в режиме реформирования, и, тем не менее, нет ощущения удовлетворенности?
— На самом деле более 20 лет, в 1985 году начались преобразования. Все прекрасно понимали, что экономику надо поправить, потому что цены были искусственные, налоговая система как таковая отсутствовала. И правительство продумывало различные меры прокладывания нового экономического пути: реформу цен, развитие разных форм собственности и другое. Но пошли разногласия. Возник конфликт между Горбачевым и Ельциным. Последний настаивал на реформе политической системы. Были предложения вернуться к названию «социал-демократическая партия» и поделить ее на две части: лейбористскую и консервативную. Но Горбачев на это не решился. И дело дошло до конфронтации и революционной ситуации, когда массы не хотят жить по-старому, а верхи не могут.