Дорога к новой службе оказалась на удивление легкой и незаметной. Когда транспортное средство под названием «кибитка» остановилось, пихать меня в бок уже не потребовалось. На въезде в Москву бока почуяли разницу в дорожном покрытии. Ямы и ухабы одно, а вот поездка по булыжной мостовой дарит непередаваемые ощущения. Качает, стучит, подбрасывает, ныряет. Когда мчишься на приличной скорости или в мощном тулупе, все это несколько сглаживается, но вот по здешним улицам обычно не поносишься, да и время не зимнее.
Соскочил на землю, потянулся с хрустом и с завыванием зевнул. Как известно, все на свете к лучшему. Мое удаление из дворца в каком-то смысле тоже. Добрых пять лет, если не считать поездки в деревню в медовый месяц, практически не высыпался. Трудился ежедневно шестнадцать-восемнадцать часов, включая и самообразование. Бесконечно увеличивающееся количество деловых предприятий, за которыми важно следить и давать указания. Необходимость неотлучно присутствовать при Малом дворе, и не для проформы, как на остальных мероприятиях, а всегда наготове со справкой по любому поводу. Или хотя бы знать, где таковую добыть.
К этому прилагается необходимость постоянного самоконтроля, чтобы как минимум не выглядеть мужланом по части этикета, последних новинок культуры и не забывать проталкивать собственную программу воспитания царевны умственно и физически. Это подразумевает кроме всего прочего извлечение из памяти всяческих игр, не только вроде «Эрудита» и «Монополии», а еще и подвижных. Причем не умаляющих достоинство.
Бегать наперегонки неприлично, зато прыгать через скакалку или перекидываться мячиком и бить по воротам вполне нормально. Другое дело, хорошего за отсутствием резины еще нет и приходится пользоваться подручными средствами. Вот попробовал бы кто-то без специальной подготовки столько лет нечто новое придумывать.
Ну, естественно, общественные заботы, причем в иных отношениях они не менее важны. Академия со всеми ее бесконечными сварами и жалобами, университет с гимназией, газета, Сиротский дом. Временами я спал всего пару часов и посреди ночи подскакивал от очередной мысли о чем-то недоделанном или забытом. И ведь не плюнешь. Все имеет значение и нужно. Вроде втянулся, не особо страдал, но, кажется, усталость накапливалась, не интересуясь моим мнением. Как залез в возок, так и отрубился. Всю дорогу проспал. Зато сейчас чувствую себя бодрым и всецело готовым к новым подвигам.
Внимательно осмотрел здание снаружи и, прогулявшись внутрь двора, заглянул в парочку подсобных помещений. Сунувшийся навстречу сторож, у которого вместо одной ноги была деревяшка, поспешно сорвал шапку и заблажил насчет счастья видеть. Этот еще из прежнего персонала. Да и остальные встречные по большей части почтительно кланялись. Не успели забыть. Незнакомая девка, роняя ведро и едва не облив помоями, испуганно взвизгнула. Нешто такой грозный? Ну, не важно. Главное, не с пустым — к счастью.
В принципе придраться особо не к чему. Хозяйство налаженное, каменный дом тоже без особых огрехов. Павел у меня хозяйственный и деньги зря не тратит. Хотя понимание, что есть лишнее, у нас разное. Это я сообразил вскорости, очутившись в лаборатории, проигнорировав лечебное крыло. В оспопрививании ничего оригинального и сногсшибательного не ожидал и давно в эти дела стараюсь не лезть. Доверил, и с глаз долой. Меня больше интересуют его достижения на другом поприще. Любопытно было, до чего Павел додумался без пригляда.
Я ведь не зря заехал. Стетоскоп мелочь, всякому понятен. Про получение сывороток из крови животных для лечения столбняка, дифтерии и даже змеиных укусов надо побеседовать. Общие указания спустил давно, и работы идут. Почему не взглянуть, заодно подтолкнув лишний раз. Действительно полезно и важно.
На такое я точно не рассчитывал. Три комнаты, парочка добрых молодцев, явно чем-то научным занимающихся с вдумчивыми лицами и вставших при моем появлении по стойке «смирно» — нормально. Лица смутно знакомые, скорее всего из все той же ограбленной на кадры Славяно-греко-латинской академии. А вот то, что все столы лаборатории заставлены стеклянными плоскими тарелочками, так называемыми чашками Петри, достаточно странно.
На добрую сотню рублей, не меньше, стекла, очуметь. То есть они так назывались в моем будущем, а в нынешнем существовании именуются не иначе как чашками Ломоносова-Иванова. И такое название вполне оправдано. Нарисовать сосуд мне не составило труда, приходилось видеть. Изготовить его в стекольной мастерской тоже не особо сложно. Однако реальность обычным образом не тянула на очередную Нобелевскую премию. На практике все идет не так.
Собственно, какая разница, где разводить бациллы? Хоть в стакане. Ан нет. Вода перемешивалась с питательным раствором, непонятны были очаги роста, да и подсчитать количество микроорганизмов тоже безнадежное занятие. Казалось, чашка Петри не зря появилась. И очередной облом. Вода быстро высыхала, а когда ее было достаточно, то перемешивание не исключалось. Я уже хотел плюнуть, когда Павел преуспел своим обычным нудным методом перебора и бесконечных опытов. Хорошо, что господин Иванов существует, я бы точно не выдержал. Требовалось поставить пару сотен экспериментов, чтобы убедиться и так в известном — не выходит.
Именно он добился прорыва, создав питательную среду для микроорганизмов, использовав для нее бурые водоросли Белого моря. На самом деле я хотел добыть йод, но совершенно не мог вспомнить, из каких водорослей его извлекают. В результате мы его так и не получили, зато теперь не нужно было рассчитывать количество плавающих в жидкости микроорганизмов. Чтобы определить скорость роста и их количество, достаточно оказалось простой линейки, уж очень микробам понравилась подкормка!
Честное слово, я бы за такие вещи давал премию по медицине на государственном уровне, но пробить подобное сегодня еще не под силу. А выдавать из собственного кармана компаньону как бы дико странно. Потому обошелся искренней похвалой и пожеланием дальнейших успехов. Благо к тому времени уже собирался в Петербург и все эти дела меня мало трогали. А здесь и без моего присутствия бурная деятельность на незапланированном направлении продолжалась. На столах присутствовали штативы и пробирки с землей. Судя по надписям, почву собирали повсюду — во дворах, огородах, в лесах и на полях Подмосковья.
Влетевший в помещение Павел накинулся на меня с объятиями. Не придуривается, искренне рад. Не так много людей в мире ничего от меня не хотят и относятся не потребительски, а дружески. И не в том дело, что помнит меня еще со старых времен. Никогда специально не прокладывал границу, но субординацию он блюдет без напоминаний. Просто я когда-то поверил ему и доверил собственное дело и с тех пор не особо навязываюсь с поучениями. По совести, уже и не очень представляю, что здесь происходит.
Даже насчет доходов особо не пристаю. Задача была поставлена конкретно: польза для народа и самоокупаемость. Все остальное — многопрофильность, изучение инфекций, обязательная связь с практикой — попутно. Фактически на сегодняшний день существует первый в мире научный медицинский институт. И вставляет он современным врачам по полной программе. Они могут ругаться, возмущаться и даже отвергать с негодованием результаты, однако благо оспопрививания, «русского метода длительного хранения», то бишь пастеризации, и статья, напечатанная с моей подачи в «Ведомостях» — «Об отношении бактерий к Penicillium glaucum», останутся навечно.