Хотел бы Саймон знать о них больше! Клэри рассказывала ему об Эмме. Магнус только этим летом несколько раз высказывал свое возмущение Холодным Миром и приводил судьбу Блэкторнов как пример тех ужасных последствий, которые повлекло за собой решение Конклава наказать всех фейри без исключения. Это решение отразилось и на тех, в ком текла хоть капля крови фей. Саймон слушал Магнуса и жалел Блэкторнов, но тогда их история казалась ему всего лишь еще одной трагедией войны – кошмарной, но далекой и в итоге легко забывающейся. К тому же, ему еще столько нужно было вспомнить о самом себе! Он хотел попасть в Академию и стать Сумеречным охотником, узнать больше о собственной жизни и вернуть все, что когда-то потерял, – чтобы стать другим человеком, сильнее и лучше прежнего Саймона Льюиса.
И все бы хорошо… но можно ли стать другим человеком, сильнее и лучше прежнего, если думать только о себе?
И что же такое фейри делали с Марком в Волшебной стране, что ему стоило таких усилий помнить свою семью?
– С Хелен все хорошо, – наконец ответил Саймон. – Видел ее недавно. Она читала в Академии лекции. Прости. Не так давно демон… забрал у меня почти все воспоминания. Я знаю, каково это – когда не помнишь.
– Счастлив тот, кто знает имя своего сердца. Ибо сердце его никогда не пропадет: он всегда сможет позвать его обратно, – произнес Марк нараспев. – Помнишь ли ты имя своего сердца, Саймон Льюис?
– Думаю, да, – прошептал Саймон.
– Как они там? – тихо и безнадежно спросил Марк. Прозвучало это так, словно он смертельно устал.
– Хелен устраивает свадьбу, – сказал Саймон. Это была единственная приятная новость, которую он мог сейчас сообщить Блэкторну. – С Алиной Пенхоллоу. Мне кажется, они правда любят друг друга.
Он чуть не сказал, что идет к ним на свадьбу, – но это было бы слишком жестоко. Марк-то не мог увидеть свадьбу сестры. Его не пригласили. И даже ничего ему не сказали.
Блэкторн, казалось, не расстроился и не разозлился. Он улыбнулся, как ребенок, которому только что прочитали на ночь сказку, и прислонился лицом к прутьям клетки.
– Милая Хелен… – мечтательно произнес он. – Отец любил рассказывать истории о Елене Троянской. Она родилась из яйца и была самой красивой женщиной на свете. Родиться из яйца – для человека это очень необычно.
– Что-то я такое слыхал, – ответил Саймон.
– Ей очень не везло в любви, – продолжал Марк. – Красота – опасная вещь. Ей нельзя доверять. Красота протекает сквозь пальцы, словно вода, и горит на языке, как яд. Красота может обернуться сверкающей стеной и отгородить тебя от всего, что ты любишь.
– Гм, – задумался Саймон. – Согласен.
– Я рад, что моя прекрасная Хелен будет счастливее самой прекрасной Елены на земле, – заявил Блэкторн. – И рад, что ей будут отдавать красоту за красоту, любовь за любовь, безо всякой лжи и фальши. Передай ей, что в день ее свадьбы брат Марк шлет ей поздравления.
– Если попаду туда – обязательно.
– Алина и с детьми ей поможет, – добавил Марк.
Он как будто перестал замечать Саймона. На лице его по-прежнему блуждало мечтательное выражение, словно он слушал приятную историю или припоминал какое-то счастливое событие. Саймон с испугом подумал: а что если настоящие воспоминания и стали для Марка Блэкторна чем-то вроде грез: прекрасным, недостижимым и совершенно нереальным?
– Таю нужно особое внимание, – продолжал Марк. – Помню, как родители об этом говорили. – Его рот презрительно скривился. – Я имею в виду отца и ту женщину, которая пела мне колыбельные каждую ночь, хотя я и не был плоть от плоти ее. Ту Сумеречную охотницу, которую мне больше не позволено звать своей матерью. Колыбельные – не кровь. А для Сумеречных охотников, как и для фейри, не имеет значения ничего, кроме крови. Колыбельные имеют значение только для меня.
Для Сумеречных охотников не имеет значения ничего, кроме крови.
В памяти внезапно всплыли слова, которые Саймон то и дело слышал в прошлом – от тех, кого любил сейчас, но не любил тогда. Простец, простец, простец. А позже – вампир. Нежить.
А еще он вспомнил, что первой тюрьмой, в которую он угодил, была темница Сумеречных охотников.
Больше всего Саймон жалел сейчас, что не может уверить Марка Блэкторна в том, что хоть что-то из сказанного им – неправда. Потому что все это было правдой.
– Мне очень жаль, – выдавил он.
Он и вправду жалел – о том, что не может ничего больше сделать. В Академии он считал себя голосом разума и даже не понимал, каким он стал невежественным и самодовольным, как легко пропускал мимо ушей насмешки друзей над теми, кто теперь уже был не такой, как он сам.
Хотел бы он сейчас высказать хоть что-то из этого Марку Блэкторну! Но едва ли Марку было до этого дело.
– Если это правда, расскажи, – попросил Блэкторн. – Как там Тай? Он ведь непохож на других, а Конклав ненавидит все, что необычно. Они захотят его наказать – просто за то, какой он. Они бы и звезды наказали за то, что те светят. Между ним и этим жестоким миром должен был стоять мой отец, но его больше нет… и меня тоже нет. Я бы умер ради них – если бы моя смерть принесла им хоть немного пользы. Ливви прошла бы ради Тая по раскаленным углям и шипящим змеям, но она тоже еще маленькая. Она не сможет делать для него всё и быть всем. Хелен трудно с Тиберием? Тиберий счастлив?
– Не знаю, – беспомощно признался Саймон. – Думаю, да.
Все, что ему было известно, – так это то, что существуют дети Блэкторнов: безликие, безымянные жертвы последней войны.
– А еще Тавви, – добавил Марк.
Он говорил, и голос его становился сильнее. Саймон заметил, что он то и дело называет братьев и сестер уменьшительными именами, а не полными, хотя потратил столько труда, чтобы не забыть, как их зовут. Видимо, здесь Марку не разрешали даже упоминать о его прежней смертной жизни или о родственниках-нефилимах. Саймон не хотел даже думать о том, что Дикая Охота сделает с Марком, если узнает, что тот нарушил запрет.
– Он совсем крошка, – сказал Блэкторн. – Он не вспомнит ни папу, ни м… свою мать. Он самый маленький из всех. Когда он родился, мне разрешили его подержать, и его голова помещалась у меня в ладони. Я все еще чувствую его вес, даже когда никак не могу вспомнить имя. Я взял его на руки и понял, что нужно поддерживать ему голову, – ведь он нуждался во мне, нуждался в защите и помощи. Всегда нуждался. Ох, «всегда» – такой короткий промежуток времени в мире смертных! Он тоже не вспомнит меня. Может, и Друзилла забудет. – Марк помотал головой. – Хотя я так не думаю. Дру все на свете учит наизусть, и из всех нас у нее самое доброе сердце. Надеюсь, она будет помнить обо мне только хорошее.
Клэри наверняка называла Саймону имена всех Блэкторнов и рассказывала хоть чуть-чуть о каждом из них. Для Марка даже эти крохи информации стали бы настоящим сокровищем, но Саймон тогда выбросил все это из головы, сочтя бесполезным.