Даже оперативные планшеты там есть, вот что. «Еще две плотные группы парусников. Оценка: пятьдесят – семьдесят в каждой», – сообщил планшет.
У меня отвалилась челюсть. И продолжала отваливаться дальше, потому что планшет тараторил без умолку. Теперь уже на два голоса – мужской и женский.
Включился, значит, параллельный канал звуковой индикации – один голос не успевал озвучивать весь этот цирк.
«Три новые плотные группы парусников. Курсовые углы… азимут… скорость…»
«Контакт с целью четыре потерян…»
«Гравитационный фон неконтрастен. Селекция целей невозможна…»
Там, где я до этого видел наших расстрельщиков, сияли два громадных новоявленных шаровых скопления. Из-за разновсяческой тактической разметки разобраться в деталях было невозможно. Но общий смысл мало-помалу прояснялся: в Пространстве происходила грандиозная сходка парусников.
Может быть – крупнейшая из когда-либо зафиксированных с борта корабля Содружества.
И вот что удивительно: для своей вечерины парусники не нашли места лучше, чем на директрисе огня кровернианских крейсеров.
Кровернам пришло время стрелять, да. Но вместо рейдера «Юнгер» они могли рассчитывать подстрелить только парочку субматериальных существ. И я не думаю, что их прельщала перспектива иметь дело с сотней-другой жителей Пространства, каждый из которых сейчас пылал и искрился, как дредноут с включенным МУГ-конвертером.
Парусники танцевали свое космическое танго. Дирижировал, похоже, Шбаланке…
Информация – горючее операции.
«Военные каламбуры». Сборник под общей редакцией контр-адмирала Гремауна Клот Гремауна
Ходят басни, что после актуализации корабля в Альбертовой сетке пространства пассажиров тошнит.
Некоторые уверяют, что у молодых появляются седины, а у старых возможны микроинфаркты. Один тип наркозависимого вида в космопорту Анагравы однажды жаловался, что у него после прыжка перстень сжался и врос прямо в палец.
Может, что-то такое и случается иногда, но по моему личному опыту – чушь. Выход из подпространства – процедура безболезненная и безопасная.
Неприятности в другом: первые несколько минут после актуализации корабль находится в состоянии полной невесомости.
Если летишь комфортабельным пассажирским лайнером под присмотром блудливых стюардесс или если боевой корабль совершает степенный, плановый оперативный переход из одного сектора Пространства в другой, невесомость толком даже распробовать не удается. Для того и придуманы капсулы, в которые приличные люди обязательно залезают перед переходом, чтобы ни о какой невесомости не заботиться. И покидать капсулу следует только тогда, когда корабль при помощи двигателей и МУГ-конвертера восстановит баланс искусственной тяжести и естественного ускорения в районе нормы.
А вот если корабль гонялся за неприятелем, а потом сам подставился своре вражеских крейсеров, если гробы были единственным родом капсул, о которых заходил разговор, – яхху! Летай по кают-компании и не обижайся, если кто-то с непривычки залепит тебе сапогом в ухо.
Вторая неприятность – сугубо психологическая. Самый сложный объект, который находится на космическом корабле, – человеческий мозг.
Когда инвариантный полевой кокон входит обратно в Альбертову сетку и корабль вместе со всем содержимым «разворачивается» в привычные трехмерные объекты, человеческий мозг воссоздается с крошечным запаздыванием. Но этого запаздывания хватает, чтобы сознание отследило свое собственное «разворачивание».
Вот тут-то как раз и проносится «вся жизнь». Или, точнее, самые бронебойные и душераздирающие ее фрагменты.
У разных людей это происходит по-разному. Кто-то орет, как новорожденный, которому перерезал пуповину неласковый доктор. Кто-то взахлеб плачет – вспомнил, как его в трехлетнем возрасте папа ремнем по заднице обидел. У кого-то радость: воскресла мимолетная влюбленность в соседку по парте и она, о чудо, кажется, отвечает взаимностью, недаром же ручку просит и врет, что свою дома забыла…
Процент разводов с последующим новым браком у людей, часто летающих на кораблях межзвездного класса, выше, в несколько раз выше, чем у домоседов. Из-за этого и возникли две знаменитые басни, оптимистическая и пессимистическая. Дескать, подпространство – ура! – повышает потенцию. И – о ужас! – вызывает сумасшествие.
А я после прыжка всегда веселею. Уж такими, видать, счастливыми были мои младенчество и детство.
– Есть! Мой палец! Еще один! Моя ладонь! Рука! Нога! – Я был в экстазе.
Вопил я в левом верхнем углу кают-компании, между заключенными в прозрачные эллипсоиды моделями «Юнгера» и флагмана Пятой Эскадры крейсера-носителя «Конквест». В угол мое новорожденное тело занесло после того, как меня брыкнул Кизи Кен Аман, переживающий актуализацию в припадке мрачного буйняка. «Куда ты дел деньги, сука! Куда ты дел деньги, сука!» Вот у него детство, наверное, не сложилось.
– Я знаю буквы! Меня зовут Сережа! Я люблю коньяк и мороженое!
Воины Обновления не оправдали моих ожиданий. Я уже успел привыкнуть к их собранности и спокойствию. К их «психической стабильности». В глубине души я уже признал, что их мудрость и особые навыки во многих случаях позволяют добиться большего, чем наши сверхпродвинутые технологии в сочетании с самонадеянностью и наивностью.
Но прыжок их доконал. А может, в том было виновато магическое действо в секторе Грина.
Все они – и мужчины, и женщины – издавали замогильные клокочущие звуки, кувыркались и складывались-раскладывались, как химерические человекообразные креветки. Только Шбаланке в этой эпилепсии участия не принимал, а медленно дрейфовал под потолком в мою сторону, словно утопленник из Копей Даунинга. Похоже, он по-прежнему находился в сильно измененном состоянии сознания.
В меня врезался Вальдо. Я заключил его в дружеские объятия быстрее, чем успел обдумать эту идею как следует. Ведь капитану аналитической разведки подобное панибратство со стороны капрала может показаться оскорбительным! Да-да!
– Мы их сделали! Эверт, у тебя вся рожа черная! Ты на черта похож!
Вальдо не обиделся. И в свою очередь сжал меня так, что захрустели мои бедные косточки. И тихо-тихо сообщил мне на ушко:
– Серж, я в тебе не ошибся. Вот тебе намек: ты никогда не спасся бы с Глокка, если б с тобой не было девочки. Остальное – домыслишь. Ты не такой дурак, каким иногда пытаешься казаться.
Судя по неуместной трезвости мыслей, Вальдо принадлежал к редчайшей породе людей, у которых все комплексы были переработаны и интегрированы в цельную картину мира. Ха, а я и впрямь не такой дурак!
Тут, быстрее чем я ожидал, появилась нормальная тяжесть. Мы с Вальдо грохнулись на пол, как влюбленная парочка – в койку. Не размыкая объятий.