Генрих послал ей мрачный взгляд.

– Вечно ждать я не буду, – бросил он. – Когда прикажу, тогда она и выйдет замуж.

– Конечно, как скажешь, – с готовностью подхватила Алиенора – она уже добилась некоего подобия согласия.

Генрих коротко кивнул, отложил меч и отошел, чтобы налить себе вина.

– Наши сыновья подрались из-за этой игрушки, и Амлену пришлось их успокаивать, – пояснила Алиенора мужу. – Братская любовь не настолько сильна, чтобы делиться.

– Братская любовь встречается реже, чем дневной свет в декабре, – цинично усмехнулся Генрих. – Раз они подрались из-за оружия, то, держу пари, начал ссору Ричард.

Алиенора отставила опустевшую миску и вытерла пальцы салфеткой.

– Для своего возраста Ричард весьма развит. Все схватывает на лету, очень подвижный и ловкий. Он не воспринимает себя младшим по сравнению с Гарри. – Сказано это было с потаенной гордостью. Алиенора любила обоих сыновей, однако Ричард был ей особенно дорог.

– И все-таки ему придется понять, какое место он занимает в семье. Наследник – Гарри, и Ричард будет ему подчиняться.

Алиенора промолчала. Ричард никогда не станет подчиняться кому бы то ни было, а укрощать его дух она не намерена.

Генрих отпил вина и после долгой паузы вдруг спросил:

– Что бы ты сказала, если бы узнала о моих планах сделать архиепископом Кентерберийским Томаса Бекета?

Ошеломленная Алиенора развернулась к супругу:

– Я бы сказала, что это настоящее безумие! Он и так уже канцлер. Зачем давать ему еще больше власти?

– Потому что с обязанностями канцлера он прекрасно справляется. Если сделать его архиепископом, то государство и Церковь станут действовать как единое целое, как рука и надетая на нее перчатка.

Алиенора яростно затрясла головой:

– Ты вручишь всю мощь Церкви и государства одному человеку. Его никто ни проверить, ни сдержать не сможет!

У Генриха нетерпеливо раздулись ноздри.

– Я смогу. Томас будет делать то, что велю ему я. Он семь лет был моим канцлером, я хорошо знаю его.

– Ты так считаешь? – Алиенора с сомнением покачала головой. – По-моему, Томаса знает только сам Томас. Тебе он показывает то лицо, которое ты хочешь видеть, а на самом деле он ловкий политик и завяжет тебя узлом так, что ты и не заметишь. И даже если я ошибаюсь, а ты его действительно хорошо изучил, он изучил тебя еще лучше. И к тому же он даже не рукоположен! Как к его правлению отнесутся церковники?

Генрих нахмурился:

– Вечно тебе все не нравится! Почему ты всегда возражаешь мне?

Алиенора не отвела глаз под недовольным взглядом мужа:

– Ты хотел узнать мое мнение, и я высказала его. С Бекетом ты уже говорил?

– Еще нет. – Генрих прикусил большой палец.

– Есть и другие кандидаты.

– Да, Джилберт Фолиот и Роджер из Пон-Левека, но ни тот ни другой не годятся на этот пост, что бы они себе ни думали. Если что, они послужат противовесом для Томаса.

– И все равно я думаю, ты ступаешь на опасный путь. Мой совет – не действовать поспешно, дабы потом, поразмыслив на досуге, не сокрушаться.

Генрих пожал плечами и допил вино:

– Я не передумаю. Преимуществ тут гораздо больше, чем рисков.

Алиеноре так не казалось, но она хорошо знала, когда спорить с мужем бесполезно.

– А еще я подумываю над тем, чтобы отдать Гарри Томасу для обучения.

У нее замерло сердце.

– Он слишком юн для этого. – Она как будто оказалась на поле боя, где удары градом сыпались на нее со всех сторон. – И у него уже есть наставник.

– Да, и неплохой, но этого достаточно только на первое время. Мальчику требуется больше. У Томаса есть на службе ученые люди, которые поведут Гарри к следующей ступени. Он будущий король и должен готовиться к этому, а дом канцлера – лучшее место для учебы. – Генрих раздраженно крякнул. – Господи, да перестань же смотреть на меня так! Это случится не завтра. Подобные решения должны продумываться заранее.

О да, подумала Алиенора. Генрих всегда все продумывает заранее, всегда на шаг впереди остальных. Но иногда опережение означает, что ты первым падаешь в пропасть.

Глава 19

Фекан, февраль 1162 года

Войдя в покои, Алиенора сразу бросилась к колыбели, чтобы посмотреть на свою маленькую дочь:

– Как она?

Середина дня только миновала, однако свет уже угасал, и в комнате зажгли свечи. Алиенора присутствовала на важной церемонии в соборе, где торжественно перезахоронили останки нормандских герцогов, но при первой же возможности поспешила обратно к больному ребенку.

– Все так же, госпожа, – ответила Хела, кормилица девочки. – Жар не спадает. Я ее искупала в теплой розовой воде, и потом она пососала у меня молочка, только недолго. Губки у нее такие горячие, прямо грудь обжигали.

Алиенора осторожно прикоснулась к щеке малютки. В ее сердце стрелой вонзился страх. Их с Генрихом вторая дочка родилась в Домфроне солнечным октябрьским утром. Ее окрестили Алиенорой, но называли Норой, чтобы отличать от матери. С рождения она, хоть и правильного сложения, была заметно меньше своих сверстников и ела не так охотно, как другие малыши. Ее братья и сестры недавно переболели ветрянкой, и теперь хвороба перекинулась на малютку. Она тяжело переносила болезнь.

В соборе во время церемонии Алиенора не переставала беспокоиться о дочке, и, хотя свою роль она исполнила с величием и грацией, все ее мысли были о Норе. Какое ей дело до мертвых предков Генриха, когда в опасности жизнь ее ребенка? К тому же на нее нахлынули тягостные воспоминания о кончине Вилла, и ритуал перезахоронения казался ей зловещим предзнаменованием.

Пришел Генрих – широкоплечий и объемистый в парадном горностае.

– Что Нора? – Его взгляд лишь на миг задержался на колыбели.

– Она в Божьих руках, – ответила Алиенора. – Мы можем только молиться.

У Генриха на щеках заходили желваки.

– Ты нужна гостям, – бросил он. – Не задерживайся.

Развернувшись, он почти бегом покинул комнату.

– Здесь я тоже нужна, – сказала Алиенора, обращаясь к пустому месту, где только что стоял ее муж.

Он слишком боялся собственных чувств. Да и ее саму терзала вина, она мучилась от беспомощности, злилась на Генриха, злилась на Бога. Что, если Он оставит Нору, как оставил маленького Вилла?

В конце концов она вышла к собравшимся в большом зале. Ее сопровождал Гарри, потому что к этому дню сыпь и зуд у него прошли. А Ричард, Матильда и Джеффри, все еще покрытые оспинами, оставались в детской. Не пристало наследникам нормандских герцогов сидеть во главе стола и расчесывать болячки.