– Если окажется, что его захватили, то я заплачу за него выкуп, поскольку он попал в плен, будучи у меня на службе и защищая меня, – сказала она Аделе.

– Вы очень добры, госпожа, – проговорила графиня слабым голосом.

В нефе появились две простые женщины, одна старая и беззубая, вторая – средних лет. Поддерживая друг друга, они двинулись вдоль линии трупов, напряженно вглядываясь в лица. Потом младшая издала внезапный вопль, от которого у присутствующих застыла кровь в жилах, и упала на колени перед одним из тел. Она попыталась приподнять его и прижать к себе, а когда не сумела этого сделать из-за того, что труп уже окоченел, то распростерлась на окровавленной груди и завыла. Ее спутница тихо застонала, как будто и ей нанесли смертельную рану.

– Сын мой, – произнесла она дребезжащим голосом. – Сын мой, что они с тобой сделали? – С трудом она опустилась на колени рядом с более молодой женщиной и начала причитать.

Алиенора не позволила себе отвести взгляд от сцены безутешного и неприкрытого горя жены и матери. Там, где должны царить покой и восхваления Богу, звучат стенания и крики отчаяния над телами убитых. У нее умирали маленькие дети, и она часто думала о том, какая жизнь могла бы у них сложиться, но потерять сына, или мужа, или отца в расцвете его лет – вот это поистине черное проклятье.

Адела не упала на мертвого Патрика, как сделали две крестьянки, прощаясь со своим любимым. Вместо этого она отдала тихие распоряжения о том, что сама желает обмыть тело и позаботиться о нем, пока его не возложат на смертный одр перед алтарем. Окутанная железной мантией самообладания, с сухими глазами, она проговорила:

– Больше я не выйду замуж. Никогда.

Глава 35

Пуатье, лето 1168 года

После нападения на кортеж королевы братья Лузиньян обратились в бегство и вели жизнь кочевников, перебираясь из замка в замок. Они не проводили на одном месте больше ночи, чтобы их не обнаружили и не предали правосудию. Генрих бросил незавершенными переговоры о перемирии с французами, оставил непрекращающиеся волнения в Бретани без присмотра и спешно поскакал на юг.

Прибыв в Пуатье, еще запыленный с дороги, он направился прямиком в церковь Святого Илария и встал перед новым надгробием: кулаки сжаты, губы крепко стиснуты.

– Он был одним из самых умелых военачальников. Его смерть – тяжкий удар, упокой Господи его душу. А души тех, кто убил его, пусть гниют в преисподней.

– Аминь, – проговорила Алиенора.

Она видела, что он изнурен, заботы прорезали на его лице морщины, которых не было раньше. Ей почти стало жалко его.

– Я не смогу задержаться здесь, чтобы разобраться с негодяями, – нетерпеливо произнес супруг. – Мне не разорваться. В Бретани беспорядки, и я не доверяю Людовику – он не станет соблюдать перемирие. Здешним делам я могу уделить только несколько дней.

Власть ускользала у Генриха из рук, но Алиенора знала: муж предпочтет сразиться со всеми демонами ада, но не признается в этом. Он по-прежнему был полон решимости править повсюду и единолично.

– Сколько уделишь, столько и будет достаточно.

Он оскалился:

– Я думал, твое присутствие в герцогстве положит конец бунтарским настроениям. Вот уж никак не ожидал, что мне придется усмирять аквитанских баронов так скоро после твоего появления здесь!

Она выгнула бровь:

– Надеюсь, ты не меня винишь в случившемся?

– Нет, – с кислым видом ответил Генрих, – но твои подданные склонны к смуте и отличаются непокорностью.

Тон его голоса предполагал, что он и супругу считает такой же.

– Однако это не помешало тебе жениться на мне, – напомнила ему Алиенора. – Более того, ты очень хотел этого.

– Возможно, я был слишком юн, чтобы понять, на что обрекаю себя.

– Возможно, мне следовало лучше все обдумать, пока не стало слишком поздно.

Они испепеляли друг друга ненавидящими взглядами. Потом Генрих развернулся и ушел из церкви. Алиенора вздохнула, зажгла свечку и опустилась на колени для молитвы.

* * *

– Я собираюсь назначить Гильома де Танкарвиля на место Патрика, – объявил Генрих. – Он имеет опыт защиты границ и сможет удержать Лузиньянов в узде. – Король поднял кубок и выпил вина. Умывшийся и переодевшийся, он мерил шагами верхние покои башни Мобержон и строил планы.

Алиенора поджала губы, но тем не менее склонила голову в знак согласия. Танкарвиль во многом напоминал Генриха: тоже считал, будто мир вращается вокруг его желаний. Однако это был воспитанный и любезный придворный, покровитель молодых воинов и сторонник рыцарских принципов.

– Мне нужно будет найти ему замену в Нормандии, но там задача попроще, чем иметь дело с твоими баронами.

На этот укол Алиенора никак не отреагировала. Ее бароны всегда были своевольны и не терпели строгого правления, исходи оно от женщины или от мужчины, и Генрих знал об этом, беря ее в жены.

– Племянник Патрика, Уильям Маршал, – сказала она. – Он выжил в той схватке, и Лузиньяны требуют выкуп в тридцать марок за него. Я обещала графине Солсбери, что заплачу всю сумму.

Уголки губ Генриха едва заметно дрогнули в насмешливой полуулыбке.

– Еще одна из твоих затей?

Она пригладила рукава на платье:

– Убеждена, он стоит того. Маршал не раз доказал свою преданность и военное мастерство.

– Это не самое худшее, что я мог ожидать от тебя, – бросил Генрих. – Еще не известно, окупятся те тридцать марок или нет. Его отец был стойким воином, хотя всегда стремился все делать по-своему, а его старший брат неплохо служит мне. – Генрих подлил себе вина и спустя пару минут заговорил о другом: – То перемирие, о котором я договариваюсь с французами… одно из условий, о которых мы столковались, – это помолвка между Ричардом и дочерью Людовика Аделью.

У Алиеноры земля ушла из-под ног. Она в ужасе воззрилась на супруга.

– Разве одного сына тебе не достаточно? – вырвалось у нее. – Как ты мог? Я не соглашусь на это, не соглашусь ни за что и никогда!

Генрих издал преувеличенно тяжкий вздох:

– Все это мы уже обсуждали перед помолвкой Гарри. Союз с дочерью Людовика обезопасит наши границы и обеспечит мир. Нам больше не придется беспокоиться о действиях Франции и о том, какого жениха найдет Людовик для Адели. Дочери, которых родила ему ты, выданы в семейство Блуа, и мы должны что-то противопоставить этому. И для мальчиков это хорошо. Два брата, женатые на двух сестрах, – разве могут быть семейные узы прочнее этого!

Мысль о том, что дочь Людовика станет будущей герцогиней Аквитании, была непереносима для Алиеноры. Даже в Пуату, на ее родине, Генрих диктует ей свою волю. Нет, Ричард никогда не женится на Адели. Решимость Алиеноры в этот момент была так велика, что мгновенно успокоила ее.