Больного переложили на каталку, выкатили в коридор.
Дежурная медсестра за столиком старательно сделала вид, что спит и не имеет к происходящему никакого отношения.
Три человека с каталкой покинули отделение, подошли к лифту.
Едва эти трое вышли из четвертой палаты, дверца встроенного шкафа бесшумно приоткрылись, и оттуда выскользнул высокий человек в больничной пижаме. Одна его рука была на перевязи, лицо – в подживающих синяках, полголовы выбрито и залеплено пластырем.
Это был Лис.
Несколькими минутами раньше он внезапно проснулся.
Его разбудил и негромкий шум в коридоре, и остро развитое чувство опасности.
Взглянув на часы, он увидел, что часовая стрелка приблизилась к четырем.
Четыре часа ночи, самое глухое, темное, мрачное время.
Время, когда человеческий организм меньше всего готов к сопротивлению. Сотрудники всевозможных силовых служб хорошо это знают, поэтому именно в четыре часа ночи они врываются в дома своих противников, чтобы застать их врасплох.
Значит, доносящийся из коридора шум, приближающиеся шаги – это не случайность. Кто-то пришел по его, Лиса, душу…
Лис действовал молниеносно.
Он вскочил с кровати, схватил с ее спинки пластиковый конверт с именем и медицинскими бумагами, перевесил на кровать своего соседа, доставленного в больницу накануне после ДТП. Такой же конверт с соседней кровати спрятал под подушку.
– Извини, друг! – проговорил вполголоса, взглянув на соседа, и юркнул в шкаф.
Дверь палаты уже открывалась.
Теперь, когда люди в черном ушли, увозя постороннего человека, Лис развил бурную деятельность.
Оставаться в больнице было нельзя.
К счастью, его одежда висела в шкафу.
Лис переоделся и выскользнул в коридор.
Три человека в черном спустились в кабине лифта на первый этаж, выкатили каталку на широкий пандус, покатили ее к припаркованному поблизости микроавтобусу.
Человек на каталке лежал неподвижно, только широко открытые испуганные глаза говорили о том, что он в сознании.
Люди в черном подошли к светло-зеленому микроавтобусу, один из них открыл заднюю дверцу. Они уже собирались втолкнуть каталку внутрь, как вдруг за их спинами раздались быстрые шаги, сухое щелканье предохранителей.
Из темноты возникли несколько бойцов в камуфляже, вооруженные короткими десантными автоматами, широкой цепью окружили микроавтобус.
– Стоять! – рявкнул командир группы захвата, наведя свой автомат на старшего. – Руки за голову!
Люди в черном переглянулись.
Старший поморщился, сделал глазами знак – не сопротивляться.
Перевес был явно не на их стороне плюс фактор неожиданности. Кроме того, их окружили явно представители серьезной конторы, ссориться с которой ему никак нельзя, если он рассчитывает остаться в своей профессии.
Люди в черном замерли, закинув руки за головы.
Спецназовцы быстро и профессионально обыскали их, забрали оружие, отвели в сторону.
Из темноты появился мужчина средних лет с холодными пронзительными глазами и сурово сдвинутыми бровями. Он подошел к старшему из тройки, взглянул на него и поморщился:
– Ты, Николаев?
Человек в черном опустил глаза, сглотнул:
– Я, Александр Иванович…
– Это кто же такой? – шепотом спросил один молодой «человек в черном» другого.
– Полковник Стрепетов, – так же шепотом ответил тот. – Известная личность!
– Ну, и что все это значит, Николаев? – процедил полковник, оглядывая своего собеседника с ног до головы. – Ты же раньше в рамках закона держался, а теперь уже до похищения человека докатился? Ты ведь Уголовный кодекс не хуже меня знаешь, ты знаешь, какая это серьезная статья!
Человек в черном угрюмо молчал.
– Ты ведь теперь на Басаргина работаешь? Знаю, знаю… плохо работаешь, Николаев! Когда у меня работал, большие надежды подавал, я думал, со временем заменишь меня, а теперь – прокол за проколом! Я ведь знаю, как ты своего шефа прошляпил. Похитили его, бумаги важные заставили подписать…
Он быстро взглянул на Николаева из-под сурово насупленных бровей:
– Что, этот парень к похищению твоего шефа причастен?
Человек на каталке громко замычал.
Стрепетов повернулся к нему, подошел:
– Извини, Лисицын, совсем про тебя забыл… сейчас я тебя развяжу…
Он сорвал со рта пациента скотч, осторожно приподнял повязку и присвистнул:
– Опаньки! Да это вовсе и не Лисицын!
– Магомедов я! – прохрипел несчастный.
Стрепетов громко рассмеялся, повернулся к человеку Басаргина:
– Ну, Николаев, развеселил! Ты же вообще не того человека взял! Привез бы его к своему шефу – то-то потеха была бы!
Николаев шагнул вперед, сжав кулаки, но тут же попятился, покосился на спецназовцев, опустил глаза в землю.
– Ребята, отвезите этого Магомедова обратно в палату! – распорядился Стрепетов.
Двое спецназовцев покатили каталку вверх по пандусу.
– И наведите там порядок в палате! – бросил им вслед полковник.
Затем подал знак остальным бойцам отойти в сторону, подошел ближе к смущенно молчавшему Николаеву и вполголоса заговорил:
– От кого узнали, что Лисицын здесь лежит?
Николаев молчал.
– От людей из концерна «Полюс»? Это ведь по их заданию Лис со своими похитил твоего шефа!
Николаев по-прежнему молчал, но Стрепетов, внимательно следивший за его лицом, покачал головой:
– Нет, они никак не могли выдать Лиса! Он выполнил свою часть контракта, они – свою. Если бы они сдали Басаргину исполнителей, это просочилось бы наружу, и у них были бы большие неприятности. Нет, это не они…
Николаев все еще молчал, но что-то в его лице изменилось.
– Ты пойми, дурья твоя башка, – вздохнул полковник. – Ты мне не нужен, и Басаргин твой мне не нужен. Сто лет вы мне оба не нужны! Я за особенной дичью охочусь, очень опасной… это женщина…
Николаев поднял голову, быстро взглянул на полковника.
– Ага, видел ты эту женщину! – удовлетворенно проговорил полковник. – Ну, рассказывай, где и когда!
Николаев все еще не решался заговорить, и тогда полковник добавил:
– Расскажешь – и никто не узнает, как ты сегодня облажался! Никто не узнает, что Лис тебя вокруг пальца обвел!
– А что я Басаргину скажу?
– Басаргину скажешь, что в больнице я был с целым отрядом спецназа. Что в общих чертах соответствует действительности! Люди твои эту версию поддержат, им тоже неохота дураками выглядеть!