В Англии в 1603 г. умерла Елизавета, и за неимением других наследников на трон взошел шотландский король Яков I, сын казненной Марии Стюарт. Он стал первым монархом Англии, Шотландии и Ирландии, и как раз Яков ввел термин «Великобритания», хотя до фактического объединения было далеко, шотландские пресвитеры правили своей страной сами по себе. И положение Британии было тоже куда как далеко от «величия». Несмотря на произошедший скачок в развитии промышленности и торговли, Англия была еще экономически слабой, аграрной страной, 80 % населения жило в деревне. Многие предприятия: печи для литья, промыслы углежогов — оставались весьма примитивными.
Королевский флот составлял всего 40–50 кораблей. Предполагалось, что при угрозе войны он дополнится купеческими и пиратскими судами, но и тоннаж торгового флота был незначительным, треть товаров ввозилась на иностранных судах, в основном голландских. И на рынках господствовал импорт — тоже голландский. В общем, политика Елизаветы покровительства протестантам, сперва давшая выигрыш, обернулась бедствием: окрепнув, Нидерланды душили Англию. Ничего хорошего не принесла эта политика и внутри страны. Учение кальвинизма обрело много сторонников, в Англии они называли себя пуританами, и пошел религиозный разброд. Причем кальвинизм был популярен среди купцов, «нового дворянства», и пуритане теперь верховодили в разболтавшейся палате общин. И оказалось, что с Яковом связывают свои надежды разные конфессии. Католики — поскольку он был сыном католички Марии Стюарт, а пуритане — поскольку он прибыл из кальвинистской Шотландии.
Король пробовал преодолеть раздрай по-хорошему, созвав Хэмптонкортский совет из представителей разных верований, чтобы найти компромисс. Ничего из этого не вышло. Пуритане подали «Тысячелетнюю петицию», требуя отмены института священнослужителей и церковной реформы по своему образцу. Но Яков на себе знал, к чему привела такая реформа в Шотландии, и притязания отверг: «Вы хотите собрания пресвитеров на шотландский манер, но оно так же мало согласуется с монархией, как черт с Богом, тогда начнут собираться Джим с Томом, Уиллом и Диком и будут обсуждать меня, мой Совет, всю нашу политику». В итоге король взял курс на «золотую середину» — на укрепление прежней англиканской церкви.
Что не удовлетворило ни одно крыло оппозиции. Католики организовали «пороховой заговор» и попытались взорвать Якова вместе с парламентом. Их поймали и казнили — в Англии до сих пор очень весело празднуется эта казнь, с шутками и прибаутками граждане сжигают чучело Гая Фокса. Но и пуритане начали против короля широкую агитацию. Он ответил репрессиями, протестантов арестовывали, штрафовали, пороли плетьми, активистам отрывали уши (в Англии уши у преступников не отрезались, а именно отрывались). Многие бежали в Голландию, Шотландию. Во внешней политике Яков отказался от дальнейшей помощи Нидерландам и заключил мир с Испанией.
Однако голландцы быстро нашли себе другого покровителя — французского Генриха IV. Это был один из самых популярных королей в истории Франции. При восшествии на престол он даже пообещал «курицу в каждом крестьянском котле по воскресеньям» — что для французских крестьян было недостижимой роскошью. Правда, курица так и осталась благим пожеланием, а голодные бунты кроканов на юге страны Генрих подавил без всякой жалости, перевешав мятежников. Но он выгнал испанских интервентов, присоединил к Франции несколько городов. И страна смогла отдохнуть после 30-летней резни. В Париже началось широкое градостроительство. Хотя двор Генриха по привычке напоминал военный лагерь. В Лувр запросто вваливались поставщики, маркитантки, солдаты, духовенство выражалось «как извозчики», а дамы были из таких, что привыкли таскаться с войсками, — сыпали площадной бранью и даже дрались на дуэлях из-за мужиков. Что считалось у кавалеров прекрасным зрелищем, особенно когда подруги ради пущего ажиотажа махались шпагами, разоблачившись до пояса.
А сам Генрих, король-солдат, был идеалом французского дворянина: храбрец, гуляка и бабник, историки насчитывают у него 56 «официальных» любовниц без учета мимолетных связей. Привычки его остались солдатскими. Он ходил в рваной одежде, грязных сапогах. И точно так же, как большинство тогдашних дворян, терпеть не мог стричься и мыться. Придворный д’Обинье пустил шутку: «Настоящего дворянина находят по запаху», и современники утверждали, что королевский запах «способен убить на расстоянии любого врага». А фаворитка д’Антраг жаловалась, что от него «воняет падалью». В своей политике Генрих взял курс на борьбу против испанских и германских Габсбургов и охотно стал помогать голландцам.
Но после долголетних войн казна Франции была пуста. Искали способы поправить дело. Например, чиновникам, купившим должности, разрешили передавать их по наследству, если будут платить особый налог — «полетту». Другим способом стала женитьба короля — посватались к Марии Медичи. Медичи были одной из самых одиозных семей Европы. О таких ее представителях, как Козимо, Лев X, Климент VII, Екатерина, уже упоминалось. Другие были не лучше. Пьетро, дед Марии, зарезал свою жену. Двоюродную сестру Марии, Изабеллу, наоборот, придушил ее муж. А великого герцога Тосканского Франческо Медичи, у которого Мария воспитывалась, женила на себе любовница Бьянка Капелла — она сперва приказала умертвить собственного мужа, а потом, чтобы привязать к себе герцога, притворилась беременной. Купила «на корню» трех неродившихся детей у беременных простолюдинок, двое младенцев оказались девочками, а мальчика Бьянка предъявила как своего. Всех свидетелей аферы, включая матерей и лишних детей, по распоряжению герцогини удушили.
Но Медичи были главными банкирами Европы, Франция задолжала им 1 млн. 174 тыс. экю. И сторговались на приданое в 600 тыс.: 250 в счет долга, а 350 наличными. Фаворитку д’Эстре, ждавшую от Генриха очередного ребенка, сторонники брака отравили. А у прежней жены, Марго, купили согласие на развод в обмен на свободу и пожалования богатых владений. И экс-королева доживала век частным лицом, окружила себя музыкантами, поэтами и на старости лет тащила всех подряд в свою постель. Но во Франции это считалось нормальным, и де Рец писал: «Если не считать ее безудержного стремления к любовным утехам, она была весьма благоразумной».
Генрих женился на красавице Марии. Хотя тогдашние понятия красоты очень отличались от нынешних. Д’Алинкур, восхищаясь Марией, делал упор на «высокомерный взгляд», «лицо с крупными чертами и двойной подбородок». А на полотнах примазавшегося к королеве Рубенса, художника и испанского шпиона, мы видим у нее то, что сейчас назвали бы ярко выраженным целлюлитом. Она стала исправно рожать королю детей, которые росли вместе с побочными, — при дворе их называли «стадо». Но к мужу Мария относилась холодно — потому что приехала с собственной любовницей, Леонорой Галигаи. К тому же итальянская знать, в отличие от французской, переняла от арабов обычай мыться, и как раз Мария ввела в Париже моду поливаться духами, чтобы заглушить «дворянские» запахи супруга.
Еще одной ее особенностью оказалась патологическая жадность, она принялась всюду скупать драгоценности. И на крестинах первенца на ней было платье с 32 тыс. жемчужин и 3 тыс. бриллиантов, в котором, по словам очевидцев, «королева походила на башню и передвигалась с большим трудом». А чтобы покрыть расходы, заработала «фирма»: Леонора принимала взятки, а Мария за это устраивала пожалования, награды, подряды. В 1605 г. только 15 таких сделок принесли им 2 млн. ливров — при бюджете Франции 20 млн. Третьим членом «фирмы» стал итальянский проходимец Кончино Кончини, коего ради дворянства женила на себе Леонора и протащила ко двору.