Единственное, что ему не понравилось, — это мое «герр Шефер». По его мнению, на настоящей стадии нашего знакомства это обращение звучит слишком официально.
— Мы достаточно близко узнали друг друга, — сказал он. — Зовите меня Рудольф.
Я признался, что мне немного трудно произносить его имя, для английского уха звучащее слишком высокопарно.
— Может быть, вы позволите мне называть вас просто Руди?
— Не возражаю, — кивнул герр Шефер. — Мои взрослые дочери называют меня именно так.
Это показалось мне немножко странным, но я воздержался от комментариев.
Герр Шефер начал рассказывать о своих дочерях, которые жили в Цюрихе, как и его бывшая жена, с которой он развелся десять лет назад. Именно тогда разговор, протекавший вполне невинно, внезапно принял опасный оборот.
— Жена неодобрительно отнеслась к тому, что я сменил профессию, — сказал герр Шефер. — Возможно, ее раздражала поднявшаяся вокруг моей новой работы газетная шумиха. Сегодня страсти вроде бы успели улечься, тем не менее в моей практике до сих пор иногда возникают так называемые спорные ситуации.
Одного взгляда на него мне хватило, чтобы понять: герр Шефер имеет в виду нечто конкретное. Я сделал большие глаза и едва заметно кивнул в сторону мистера Питерсона. Он не насторожился — зрение у него успело ухудшиться настолько, что ему было трудно ловить такие слабые сигналы.
Герр Шефер, не изменившись в лице, пригубил вина. Смотрел он прямо на меня.
— Er weisses nicht? [13] — спросил он спокойно.
— Nein, — подтвердил я. — Ich denke, das ist besser. [14]
Он задумчиво кивнул.
Если вы собираетесь болтать по-немецки, я бы сходил покурить, — написал мистер Питерсон.
Передавая записку герру Шеферу, я снова красноречиво сделал большие глаза, на этот раз адресуя их взгляд мистеру Питерсону — неужели нельзя потерпеть? Но он не понял моих намеков.
— За домом есть патио, где вам будет удобно, — сказал герр Шефер. — Алекс, вы поможете мне пока убрать со стола?
— Зря вы это, — сказал я, вывезя мистера Питерсона в патио через стеклянные двери. — Мы не должны терять бдительность. Мы не знаем, как герр Шефер к этому отнесется.
Его бизнес — смерть, — ответил мистер Питерсон. — Вряд ли его оскорбит один косячок.
— Он может подумать, что трава влияет на ясность вашего сознания.
Будь мистер Питерсон физически способен закатить глаза, он бы это сделал.
Расслабься, — написал он. — это трава, а не ЛСД.
Помедлив с полминуты, я вернулся на кухню, где герр Шефер уже налил в раковину воды и развел моющее средство. Увидев меня, он кивнул на кухонное полотенце над радиатором.
— Ну что ж, Алекс… — начал он. — Нам есть о чем поговорить.
— Есть, — согласился я.
— Я, разумеется, сразу понял, что ваш случай особенный. Иногда бывает — нечасто, но бывает, — что при кончине пациента присутствует молодежь: обычно его дети или внуки. Но они, как правило, приезжают вместе со всей семьей. С такой ситуацией, как у вас, я сталкиваюсь впервые.
— У мистера Питерсона нет родных, — объяснил я. — У него, кроме меня, никого нет.
— Это я уже понял. Но я спрошу прямо. Сколько вам лет?
— Это имеет значение?
— Вот и выясним.
— Мне семнадцать, — признался я. — Я достаточно взрослый, чтобы водить автомобиль и заводить детей, но не имею права голосовать и употреблять спиртное.
Герр Шефер кивнул с серьезным видом.
— По-моему, управление автомобилем и рождение детей требуют гораздо большей зрелости, нежели употребление спиртного. Но мы отвлеклись… — Он немного помолчал, пристально глядя на меня. — Откровенно говоря, я затруднился бы определить ваш возраст. Во многих отношениях вы производите впечатление человека, которому явно больше семнадцати лет, но в других — существенно меньше. Надеюсь, я вас не обидел?
— Нет. Мне и раньше такое говорили. Но я не представляю, что с этим делать.
— Ничего, — ответил герр Шефер. — Будьте собой. В немецком языке для таких, как вы, есть слово ein Arglose, но я не уверен, что смогу точно перевести его на английский. Что-то вроде «невинный», хотя это не совсем то. В буквальном смысле ein Arglose — это человек, лишенный хитрости. То есть человек, который именно таков, каким кажется, что называется, без задних мыслей.
— Я бы и рад схитрить, — пожал я плечами, — но у меня плохо получается.
— Именно это я и имел в виду, — кивнул герр Шефер. — Хитрость вам не свойственна.
Я задумался.
— Возможно… — после небольшой паузы сказал я. — Хотя это не всегда так. Например, сейчас я не до конца честен с мистером Питерсоном. Вы ведь к этому клоните?
— Нет. Здесь совсем другое, и мы оба это понимаем. Разве вы его обманывали?
— Нет. Просто не все рассказывал.
— Потому что хотели его защитить? Я прав?
— Ну да, — согласился я. — Если он узнает, что после нашего отъезда творится в Англии, то захочет вмешаться. Попытается защитить меня, но сделать ничего не сможет. Кому от этого будет лучше?
Герр Шефер снова кивнул.
— Вы ведь понимаете, какие вам грозят последствия? За дело взялась британская полиция. По возвращении домой вас наверняка задержат. Швейцарские законы не действуют на территории Великобритании.
— Знаю. Но я пока не думаю о последствиях. Просто не хочу, чтобы мистер Питерсон забивал себе голову всеми этими вещами. Только не сейчас.
— Хорошо, — сказал герр Шефер. — Тогда позволю себе задать вам еще один вопрос. Итак, вы сознаете всю тяжесть возможных последствий, но не намерены отступать от задуманного? Иными словами, вы не передумали?
— Нет. Я не передумал.
— Вы поступаете так из чувства долга?
— Нет. Просто я думаю, что поступаю правильно.
Я вытер последнюю тарелку. Герр Шефер махнул рукой, приглашая меня снова сесть за кухонный стол.
— Видите ли, Алекс, — сказал он. — С моей точки зрения, если вам хватает зрелости, чтобы принять подобное решение, значит, вы действительно достаточно зрелый человек. Я придерживаюсь взглядов, которые принято называть либертарианскими. Вам знакомо это определение?
Я на секунду задумался.
— По-моему, это что-то связанное с верой в благотворное воздействие свободного рынка. Или нет?
Герр Шефер улыбнулся.