– У вас дома… никого нет?
– Сейчас зимние каникулы. Мальчики с их отцом уехали в горы. – Тем лучше. Мне совсем были бы некстати сейчас новые эмоции при виде моих братишек. – Так есть будете?
– Вы не беспокойтесь, ничего не надо готовить. Так, может, пару бутербродов…
– А я и не беспокоюсь. У меня все готово. Ко мне домработница ходит, она готовит.
Через несколько минут на кухонном столе стояла тарелка с овощами, холодные котлеты, закипал чай.
– Давайте, налетайте. Нам надо торопиться. Дел куча. Вот так всегда, все сразу… Сейчас бы посидеть с вами, никуда не бежать, ни о чем не думать… Но нельзя. Надо эту компанию брать. Ешьте, я пока позвоню.
Я как-то не так себе представляла наш визит к ней. Все было слишком просто, слишком обыденно. Я все еще была под влиянием шока, тогда как Зазорина уже давно пришла в себя, уже владела собой и ситуацией, уже восстановила свои ухватки деловой женщины…
«Найди мне, кто был на связи с французской полицией по делу Самариной, – доносился ее голос из гостиной. – Да, Париж. У них там киллер наш, русский сидит. Уж ФСБ – наверняка, как же без них! Но у вас на Петровке тоже кто-то должен быть на подключке. Что значит «когда»? Сию секунду, немедленно! Жду».
Она появилась в кухне.
– Поели? Чай пойдем пить в гостиную.
Мы уселись вокруг низкого столика.
– Если вы говорите по-английски или по-французски, – сказала я, – было бы лучше, потому что Джонатан уже ничего не понимает, а я уже не в состоянии переводить…
Оказалось, что она свободно владеет английским, и дальнейший разговор шел втроем.
– Светлана Ивановна, вы должны мне сказать, кто этот человек, – произнесла я вопрос, который сверлил мой мозг с тех пор, как я покинула ее кабинет.
– Прежде всего, Оля, давай мы сразу договоримся: ты будешь обращаться ко мне на «ты».
Я усмехнулась: мы говорили по-английски, а в этом языке нет разницы между «вы» и «ты».
– Зря усмехаешься. Ты называешь меня по имени-отчеству. Я понимаю, что вряд ли ты можешь называть меня мамой… К тому же это имя уже отдано другой женщине… Но если мы сразу не перейдем на «ты», то потом это будет намного труднее. Ты можешь хотя бы называть меня просто…
Она замолчала растерянно. В самом деле, как? Ее взгляд беспомощно устремился на Джонатана.
– Конечно, – сказал Джонатан. – Конечно, ты можешь называть ее Светланой! Тогда заодно мы будем с тобой в одинаковом положении: мне ведь ни за что не выговорить ваши отчества. Так что будем называть ее просто, как на Западе: Светлана. И ты, и я.
– Хорошо, я постараюсь… Так кто этот человек… Светлана?
– Ты его прекрасно знаешь.
– Я?!
– Твой Игорь работает на него. Это Тетерин…
– Василий Константинович?!! Наш отец?!
Она кивнула в ответ, не глядя на меня. Мне почудилось, что ей отчего-то стыдно признаваться в своей связи с ним. Но, так ли это было или нет, уже через несколько секунд она овладела собой и принялась рассказывать:
– Он был полковником КГБ, начальником одного из отделов, курировавшего работу с молодежью. Я была большой комсомольской активисткой в те годы, работала в горкоме. Сейчас кажется странным, что можно было тогда во что-то верить… Но я верила если не во все, то во многое. Недостатки системы казались исправимыми, стоило только за них взяться…
Василий Константинович был красавцем. К тому же на нем лежал отпечаток того западного лоска, который был на людях, много ездивших за границу – в отличие от всех остальных советских граждан, не бывавших нигде дальше «Клуба кинопутешественников». Сейчас я уже не могу и понять, как и отчего я могла влюбиться в этого подонка… Впрочем, до последнего времени я не знала, до какой степени это подонок и негодяй… Но я уже много лет как поняла, что, несмотря на весь его лоск, он всего-навсего солдафон, ограниченный и тупой, – но хитрый и продажный…
Я от него забеременела. И во что бы то ни стало хотела рожать. Вася поначалу испугался – он был женат, причем не просто женат, а на дочке одного из членов ЦК. Он настаивал на аборте, но я – ни в какую!..
И вдруг, к моей большой радости, он сменил гнев на милость и, как по мановению волшебной палочки, превратился из раздраженно-недовольного любовника в нежнейшего и заботливейшего будущего папашу… Мне было плохо первые месяцы – тошнило, случались обмороки, – и он привел меня к «лучшему специалисту в этом деле» – к главврачу роддома имени Ленина Нине Александровне Демченко.
А уж она меня больше из своих рук не выпустила… Вы знаете, мертвый мальчик… – голос ее неожиданно снова дрогнул.
– Если вы хотите, Светлана, я вам налью еще чаю, – заботливо предложил Джонатан.
Она улыбнулась ему.
– Не бойся, я плакать не стану… А чаю подлей.
Следя за тем, как Джонатан наливает чай, она продолжала:
– Узнав от Куркиной правду о моих родах, я в ярости помчалась к Васе. Я на него накинулась, как тигрица, я ему надавала пощечин, я ему все лицо исцарапала!
Она улыбнулась довольно, вспоминая сцену.
– Ему пришлось своих телохранителей звать… Только поздно он спохватился! Лицо его уже было в полосочку! И даже не в полосочку, а в клеточку: я и вдоль ногтями прошлась, и поперек!
Светлана для пущей убедительности показала нам свои ногти – длинные, ухоженные, с бледно-розовым лаком.
– …Вася отпирался. Он называл все «бреднями выжившей из ума пенсионерки», которая решила надуть меня и заработать на моей доверчивости. И тогда я ему поклялась доказать. Я ему поклялась вас разыскать…
Она задумалась.
– И пока вы пытались нас найти, – сказала я, – он убрал сначала Куркину, потом Демченко, а потом принялся за нас с Шерил. И Игорь ему помогал…
– Это-то и удивительно! Я ведь с ним неплохо знакома, с твоим Игорем.
– Уже не с моим.
Она кивнула.
– Он человек умный, тонкий, талантливый. Я бы такого с удовольствием взяла к себе… Даже намекала ему.
– А он?
– Сказал, что подумает. И что пока у него есть обязательства перед Васей… Но как же он мог за такое дело взяться, вот чего я не пойму?..
* * *
…Наступил день, когда за железной дверью раздались голоса. Брякнул замок, и дверь проскрежетала, впуская Василия Константиновича.
Игорь сидел на кровати. Он не удивился, не шелохнулся, не привстал. Он уже давно догадывался, у кого он загостился. А с тех пор, как полногрудая Катя объяснила свои «политические убеждения», приведшие ее в Москву: «Самим не хватает, чего еще тут всяких черно…ых разводить? Нехай едут к себе домой и там каши просят. А у нас – нечего ошиваться. Россия – русским!» – с тех пор он был просто убежден, что Катя состоит на службе у Василия Константиновича.