Маша фыркнула:
– Клюшкин, ты…
– Мяу? – Тафик нерешительно остановился на пороге ванной и уставился на Машу, вопросительно наклонив голову.
Маша перевела взгляд на котенка, оборвав фразу на полуслове.
– Слушай, кстати, весь день хотела спросить… А на кой мутоляд ты сюда этого притащил?
– Да так…
Ризи посмотрел на котенка, не зная, что сказать. Маша тоже разглядывала котенка и ждала ответа.
– Мы с Варей нашли его после школы… Недавно… Просто шли после уроков вместе, а тут он сидит. Ну, взяли с собой и… и Варя…
Ризенгри с трудом подбирал слова. Мало ли кого можно встретить по дороге из школы! Это ведь не объяснение. Может, сказать, что котенок – редкое и дорогое существо, уникальный экземпляр и стоит больших денег? Но придумывать правдоподобное объяснение не пришлось.
– Ой, Дюшка, прости! – Маша вдруг стушевалась. – Варя… Ты ее любил, да? Ты же настоящий человек. Я читала, что настоящие люди умеют любить по-настоящему… А любить – это как? Ты мне расскажешь?
И вновь Ризенгри не знал, что ответить Мате. Любил ли настоящий Дюшка настоящую Варю? Теперь этого никогда не узнать.
– Ты, если не хочешь, не отвечай, – сказала Маша. – Это я так спросила. Считай, что не спрашивала.
– Да, я любил Варю, – уверенно кивнул Ризенгри. – Мы хотели вместе заниматься оперативным хрюканьем. А еще мы с ней целовались. Это было здорово. И мне… мне… мне жаль, что ее убили…
Ризенгри подумал, что слово «жаль» в данном случае подойдет в самый раз. Он хотел бы рассказать Маше правду. Рассказать о том, что эта Варя, которую знала Маша, – не Варя, а биоробот, кукла, которую, впрочем, тоже не стоило убивать. Рассказать о том, что он сам – не Дюшка, а бывший крутой супермутант, способный на все. Рассказать о том, что в мире существуют ангелы и что его сестра – ангел. Рассказать о том…
– Мне тоже очень жаль Варю, Дюшка, – прошептала Маша. – Правда, жаль, честное слово! Я же все понимаю. Ты ее любил, а ее так… Ни за что ни про что…
– А еще у меня был очень хороший друг, – добавил Риз. – Самый лучший друг. И его тоже недавно убили. Маш, выйди, пожалуйста, я хочу переодеться.
Маша встала, сделала шаг к двери. Остановилась, хотела что-то сказать. Но так и не сказала, вышла, прикрыла дверь.
Риз вылез из ванны. Снял мокрые шорты, кинул их в корзину для стирки. Впервые в жизни воспользовался сушилкой. Впервые в жизни почувствовал, как тепло и приятно натягивать на себя сухое белье. Ризи отогрелся, и усталость на некоторое время отступила, сдалась.
Маша сидела в кресле возле письменного стола и что-то писала на листике, вырванном из тетрадки Клюшкина.
– Дюш, я у тебя тут примерчик скатаю, ладно? У меня как раз с ним проблемы были… Ты не против?
Ризенгри был не против.
– Маша, шоколадку хочешь?
– Шоколадку? А у тебя есть? Нет, шоколадку не хочу. Я хочу, чтобы ты мне про любовь рассказал. Мне интересно.
Маша переписала пример на листик и вернула Дюшкину тетрадку на место.
– Расскажешь?
– Не знаю, – ответил Риз, доставая шоколадку. – Просто понимаешь, я не знаю, как тебе рассказать, чтобы понятно было. Вот, например, ты холод чувствуешь?
Маша уверенно кивнула и потянулась к шоколадке.
– Вот! – продолжил Ризенгри. – И я чувствую. А теперь представь, что перед тобой сидит мутант, который не знает, что такое «холодно». Ну, ему никогда в жизни не было холодно. И не будет никогда. Как ему объяснить, что это такое?
– Никак, – согласилась Маша. – Но я ведь не такой уж мутант. И любить я умею. Ну, не совсем по-настоящему, не как человек, ну и что? Умею же. Мне еще в третьем классе один мальчишка с соседней улицы ужасно нравился. А сейчас мне Рино Слунс нравится. Ой! Ну вот, выдала…
Маша расстроилась. Не стоило ей говорить про Рино!
– Да ладно, – пожал плечами Ризи. – Ну, нравится и нравится. Нормальный парень.
Маша взяла еще кусочек шоколадки.
– Ты, Дюшка, только никому не говори, ладно? А я не скажу, что ты мне про Варю рассказывал.
– А я тебе ничего особенного и не рассказывал, – ответил Ризи. – Ну, любил. Ну, целовались. Ну и что? Подумаешь, какая великая тайна! Рассказывай, кому хочешь. А про тебя и Слунса я никому не скажу, если тебе это так важно.
– Обещаешь?
– Без вопросов.
– Ты – настоящий друг, Дюшка! – вздохнула Маша. – Я бы хотела стать таким, как ты.
– Каким? – удивился Ризенгри.
– Таким… Который умеет любить. Который все очень тонко чувствует. Который просто… просто как ангел, вот!
Ризенгри чуть шоколадом не поперхнулся.
– Как кто?!
– Как ангел, – повторила Малинина. – Ну, это я образно. Я понимаю, что ангелы и всякие там кощеи с бабами-ягами – это сказки. Но я же образно.
– А, ясно, – кивнул Риз.
– Понимаешь, я всю жизнь мечтала иметь настоящего друга, – продолжила Маша. – Сильного. Надежного. Которого, если попросишь его что-нибудь сделать, он просто возьмет – и сделает. А то обычно как бывает? Просишь человека о чем-нибудь, а он, вместо того чтобы сделать, что тебе нужно, делает то, что ему приходит в голову. Что ему удобнее. Что ему кажется правильным. Разве это друг?
Ризенгри молчал. Он подумал о том, что Маша абсолютно права. Что он всю жизнь считал Джени своим другом, а она… Она просто делала то, что считала правильным. И никогда не делала того, о чем он ее просил. Даже с Дюшкой не помогла.
Когда Маша наконец ушла, Риз оделся потеплее и вышел на балкон, где не было видеокамер. Встал так, чтобы из окна Маши его не было видно. Огляделся на всякий случай и тихонько позвал:
– Джени!
Внизу покачивались темные кроны деревьев. Вверху сквозь пелену облаков тускло проступала серая невкусная Луна.
– Джен, ты мне друг?
Сестра не появлялась.
– Джен, если ты мне друг, пожалуйста! Сделай то, о чем я тебя прошу. Если ты можешь это сделать, просто сделай это, ладно? Я не хочу быть ангелом. Я хочу быть мутантом, как раньше. Хочу просто жить. Не по вашим правилам жить, а просто жить. Разве я вам мешаю? Зачем вы так? Ну зачем? А если я стану лучшим учеником, вы вернете мне мои способности? Джен! Дженифер, пожалуйста…
Ризи вернулся. Разделся. Залез под одеяло. И наконец уснул.
Дима и Рон, которые все это время висели в полуметре от Ризенгри, оставили мальчишку и перелетели в соседнюю комнату. Дима присутствовал тут наполовину, а Рон аж на целых три четверти. Настроение у обоих ангелов было ни к черту. Особенно у Рональда.
– Она это сделает, – вздохнул Рон.