– Это не я их привела, Кей, – сказала Генриетта. – Я не веду дел с чужими… и теми, кто берёт их в свою команду.
– Был ещё кто-то?
– Меклонец. Девушка-механистка, изрядно трансформированная. Твердолобый толстячок. И светловолосая девица в роли командира… Ты будешь отрезать уши?
– Что? – растерялся Кей.
– Уши. Ушки медвежьи. Законный трофей… ценный талисман. Говорят, у мужчин потенцию увеличивает.
– Мне хватает. Чёрт!
Кей пнул булрати и побежал туда, где лежала Рашель.
– Терпи, – сказал Кей девочке. Он держал её голову на коленях, а Генриетта суетилась, стягивая одежду и накладывая на раны повязки. Диван, где уложили девочку, покрылся бурыми пятнами.
– Вот ведь зверь, зверь чужой… – бормотала Генриетта. – Ребёнка изодрал… не стесняйся, маленькая. И не бойся ничего. Булрати сдох, совсем сдох. Дяденька Кей его убил, неповадно будет.
– Тётенька тоже не дремала, – глядя на обугленный косяк двери, заметил Кей. Они вытащили труп и сбросили в яму с компостом, но запах ещё оставался.
– Ничего, ничего, – продолжала ворковать Генриетта. – Ранки-то неглубокие, даром что на вид страшные. За неделю затянем, а потом будем шрамики рассасывать. Тётя Фискалоччи умеет лечить, будешь красавицей, как раньше.
– Это обязательно? – спросил Кей. – Сюсюканье? Я замечал за вами и другой лексикон.
– Дядя Кей грубый, – сообщила Генриетта. – Грубый, хоть и хороший. У нас планета тихая, мы таких людей пугаемся. Мы здесь мирные… старички, детишки…
– Да, потому что молодёжь обычно служит в Имперских силах, – уточнил Кей. Подмигнул девочке, терпеливо сносившей как перевязку, так и болтовню старухи. Та подмигнула в ответ – довольно-таки свободно. Оглушение проходило.
– И последний пластырь… – вздохнула Генриетта. – Травкой бы лучше, целебной, да хрен она поможет при таких ранах.
Кей лишь покачал головой. Спросил у девочки:
– Говорить не пробовала?
Та облизнула губы. Прошептала:
– Рашель.
– Что?
– Рашель. Меня зовут так.
– Я Кей. Спасибо за «поводок».
– Вы Артура выручите?.. Ой!
Генриетта виновато отдёрнула руку. Покачала головой:
– А ведь рёбрышко сломано. Терпишь небось?
– Терплю, – призналась Рашель. – Вы не спешите с врачами, если надо время потянуть. Я понимаю.
Кей и Фискалоччи обменялись взглядами.
– Вот такие у нас рожали между рейдами, – сказала Генриетта. – Потому что Империи нужны были солдаты. А потом лезли под выстрелы.
Маленькие сучки вечно лезут под дюзы…
Кей Дач тряхнул головой, словно пытался вытрясти память. Сказал:
– Мне надо идти. А вам – вызывать врачей.
Генриетта заколебалась:
– Рашель, девочка моя, ты потерпишь пятнадцать минут?
– Хоть час.
– Только четверть. Кей, тебе нужно выпить кофе.
– Ну, если нужно. – Кей опустил голову девочки на подушку и сказал: – Артура я спасу. Будь уверена.
– Там есть такая… с серебряным лицом.
– Я сделаю из него серёжки и пришлю тебе.
– Лучше колечко, – подумав, ответила девочка. – Мне мама запрещает уши прокалывать. И… так интереснее. А вы к нам ещё прилетите?
– Конечно. Зализывать ссадины. Или вербовать головорезов для небольшой войны.
– Я первая, – без тени иронии сказала Рашель.
* * *
Кофе был, по местным традициям, из ледяных сливок, с кубиками льда и почти несладкий. Генриетта щедро плеснула в чашки какой-то остропахнущей настойки – Кей с такой вольностью раньше не сталкивался, но спорить не стал.
Честно говоря, он не отказался бы от полстакана коньяку. Но Фискалоччи не предлагала, хотя бар в её комнате был полон. Комната скорее подошла бы наёмнику-террористу, чем старушке садовнице.
– Воспоминания о трудных родах? – Кей кивнул на развешанное по стенам оружие. Здесь был даже «Ультиматум», и Дач улыбнулся ему как старому знакомому.
– Зря иронизируете. – Генриетта отставила чашечку. Погладила чёрного кота, примостившегося у неё на коленях. – Я была и акушеркой в десанте.
– Поработали и на жизнь, и на смерть?
– Успеть было нетрудно. Война длилась семьдесят лет, если вы помните.
– Я тогда ещё не родился.
– Неужели? Так легко попали в сигмовидку…
– Учитель был хороший.
– Почему был?
– Умер. И уши я тоже не отрезал.
– Кей, Кей. – Фискалоччи покачала головой. – Грубый мальчик.
– Почему вы мне помогли? – в упор спросил Кей.
– Я была полковником террор-групп при СИБ. Мой дом неприкасаем для Службы. Это привилегия, подаренная Императором, и ни одна омолодившаяся дурочка не вправе её нарушать.
Кей знал, как звали единственную женщину-полковника в короткой и мрачной истории террористических отрядов. Но он предпочёл оставить это знание при себе. Женщина, отправившая на тот свет полтораста тысяч чужих и пару сотен людей, имела право жить под каким угодно именем.
Более того, под своим именем она прожила бы недолго. Заключая Тройственный Альянс, Меклон и Булрати особо оговорили список людей, с которыми они остаются в состоянии войны. Старушка, называющая себя ныне Фискалоччи, в этом списке была.
А сказанное ею становилось признаком немалого доверия… или порции яда в кофе.
– Когда на людей охотятся с чужими, мне это не нравится, – невозмутимо продолжала старушка. – Ко всему прочему вы и мальчик, который называется вашим сыном, мне чем-то симпатичны.
– Мне пора, – сказал Кей.
Генриетта опустила кота на пол, кивнула:
– Да, к сожалению… Я была бы не прочь поболтать с вами пару вечерков, но… Кей, запоминайте то, что я скажу…
Он слушал семь минут. Краткие, предельно выверенные характеристики каждого налётчика, появившегося в доме Фискалоччи. …Вязкий, прямолинейный, из стандартной ситуации выжмет всё, но ей был нужен только мальчик, когда его взяли… меклонец новейших модификаций, он бы стёр тебя в пыль, но в походной трансформации его конечности движутся асинхронно. Верный признак неполного сращения органической и механической частей, решай сам, чем это поможет… Если не брать физической силы, то она опаснее меклонца. У неё честолюбие внутри…