— Должен сказать, сэр, — развязно прибавил он, говоря то, чего бы не стал говорить, если бы не заметил тревоги в глазах старика, — что Южное море кишит погребенными сокровищами. Несметные богатства, миллионы миллионов фунтов стерлингов спокойно лежат, ожидая счастливца, который знает, где их найти.
Теперь Доутри мог поклясться, что заметил облегчение в глазах Бывшего моряка, подернувшихся опять дымкой мечты.
— Но мне нет дела до сокровищ, сэр, — закончил Доутри. — Было бы мне пиво. Вы можете спокойно сколько угодно гоняться за вашими сокровищами, пока я буду получать мои шесть кварт в день. Но прежде чем подписать контракт, я вас честно предупреждаю, сэр: как только пиво кончится, я суну нос в ваши дела. Игра начистоту — вот мой девиз.
— Вы считаете, что мы будем оплачивать еще и ваше пиво? — спросил Симон Нишиканта.
Это было так удачно, что просто не верилось. Надо было воспользоваться желанием еврея заключить мир с фермером, получающим от своих агентов деньги за пшеницу.
— Конечно, это ведь входит в наши условия, сэр. В какое время завтра днем вам будет удобно подписать со мной контракт в агентстве?
— Бочки и сундуки, бочки и сундуки, несметные богатства на семь футов глубины, — бормотал Бывший моряк.
— Все вы тут слегка тронутые, — усмехнулся Доутри. — Но это меня не касается, пока вы будете давать мне пиво, платить каждое первое число все, что мне полагается, и рассчитаетесь со мной окончательно в Сан-Франциско. Пока вы исполняете ваши обязательства, я готов ехать с вами хоть к дьяволу и обратно, и любоваться тем, как вы будете потеть, выкапывая ваши сокровища. Все, что мне нужно, это ехать с вами, если вы этого хотите и согласны на мои условия.
Симон Нишиканта посмотрел на него. Гримшоу и капитан Доун кивнули головами.
— Завтра в три в агентстве, — сказал еврей. — Когда вы приступите к вашим обязанностям?
— Когда вы думаете отплыть, сэр? — спросил Доутри вместо ответа.
— Послезавтра на рассвете.
— Значит, я буду на борту и приступлю к работе завтра вечером.
Выходя из кают-компании, он слышал бормотание Бывшего моряка:
— Восемнадцать дней на баркасе, восемнадцать дней палящего ада.
Майкл покинул «Макамбо» так же, как и появился, — через иллюминатор. Дело происходило тоже ночью, и опять руки Квэка приняли его. Все было выполнено быстро и смело под покровом сгущающихся сумерек. Дэг Доутри, с помощью блока и веревки, обвязанной под мышками Квэка, спустил своего прокаженного слугу в ожидающую их лодку.
По дороге в каюту он встретил капитана Дункана, который нашел нужным предупредить его:
— Не устраивай никаких штук с Киллени-боем, баталер. Он должен вернуться с нами в Тулаги.
— Конечно, сэр, — согласился Доутри. — Я поэтому из предосторожности и держу его взаперти. Хотите поглядеть на него, сэр?
Искренний тон приглашения возбудил подозрения капитана Дункана, и у него мелькнула мысль, что, может быть, этот похититель собак успел припрятать Киллени-боя где-нибудь на берегу.
— Что же, я охотно приласкаю его, — ответил он.
Дункан искренно удивился, когда, войдя в каюту баталера, увидел свернувшегося клубком на полу только что проснувшегося Майкла, но его удивление перешло бы в возмущение, если после своего ухода он бы мог через закрытую дверь увидеть все, что происходило в каюте. Через открытый иллюминатор Доутри непрерывным потоком сыпал куда-то вниз находящиеся в каюте вещи. Уходило все, что только ему принадлежало, включая черепаховые щиты и украшавшие стены фотографии и календари. Последним был передан Майкл, которому строго-настрого было запрещено лаять. Остался только корабельный сундук и два чемодана, не пролезающие в иллюминатор, даже полностью освобожденные от своего содержимого.
Когда через несколько минут Доутри брел по палубе, останавливаясь поболтать с таможенным чиновником и помощником капитана, дежурившим у сходней, капитан Дункан и не подозревал, что случайный взгляд, брошенный им на баталера, будет последним. Он заметил, что баталер сходит на берег с пустыми руками и что Майкл, против обыкновения, не бежит по его пятам, затем Доутри исчез в свете электрических фонарей на набережной.
Спустя десять минут после того, как капитан Дункан в последний раз видел его широкую спину, Доутри сидел в шлюпке, нагруженной его имуществом и направлявшейся к бухте Джексона. Он наклонился к Майклу и ласкал его, в то время как Квэк тихо напевал что-то, радуясь тому, что при нем находится все ему дорогое, и лишний раз ощупывая карман своей легонькой куртки, чтобы убедиться, здесь ли его любимый варганчик.
Дэг Доутри расплачивался за Майкла, и основательно расплачивался. Между прочим, не решаясь возбуждать подозрений, он не требовал причитающейся ему доплаты жалованья у «Бэрнс, Филп и Ко» и терял, таким образом, двадцать фунтов, то есть как раз ту сумму, которую он надеялся выручить за Майкла в тот вечер на берегу Тулаги. Он украл его, чтобы продать, а теперь сам платил за него сумму, которая тогда соблазнила его.
Хорошо было сказано кем-то: лошадь принижает низкого и облагораживает благородного. То же относится и к собаке. Кража собаки с целью продать ее являлась унижением, причиной которого был Майкл. Но тот же Майкл облагородил Доутри, побудив его заплатить за него из великой любви, которая не остановится перед любой жертвой. И теперь, когда шлюпка под южным звездным небом с тихим плеском пересекала спокойную гладь гавани, Дэг Доутри готов был отдать свою жизнь за то, чтобы сохранить собаку, которую он вначале рассматривал лишь как оплату нескольких дюжин пива.
«Мэри Тернер» на рассвете была выведена на буксире из бухты, и Доутри, Квэк и Майкл в последний раз в жизни любовались Сиднеем.
— Пришлось все-таки моим старым глазам снова увидеть эту прекрасную гавань, — бормотал стоявший позади их Бывший моряк, и Доутри невольно отметил, как фермер и ростовщик насторожили уши и многозначительно переглянулись. — Это было в пятьдесят втором, в тысяча восемьсот пятьдесят втором году, в такой же великолепный день, мы с вином и песнями выходили из Сиднея на «Ясном». Прекрасное судно, сэр, прекрасное, великолепное судно. А команда — молодец к молодцу, все от первого до последнего, никому из нас не было сорока лет, сумасшедшая, веселая компания! Капитану — он был самый старший из нас джентльмен — двадцать восемь лет, третьему помощнику — восемнадцать; на щеках, не знакомых с бритвой, у него был пушок, как бархат. Он тоже погиб на баркасе. А капитан испустил дух под пальмами, на безымянном острове, и темнокожие девушки плакали над ним, охлаждая опахалами жаркий воздух.
Дэг Доутри дальше не слышал, потому что ему надо было спуститься вниз и заняться своими обязанностями. Но, пока он менял на койках белье и наблюдал, как Квэк старается отмыть грязный пол, он покачивал головой и бормотал: «Он тонкая штука, тонкая штука; не все так глупы, как выглядят».