В два часа дня я и Аверина болтались в вестибюле «Марриотта». Успевшая принарядиться Света (юбка, бархатная курточка, аромат «Trésor Lumineuse», который в рекламе называют «декларацией абсолютной любви») нетерпеливо поглядывала на часы. Я бродила рядом, разглядывала журналы, икебаны, консьержку и старалась дозвониться до Макса. Но Максим упорно не отвечал, и это меня беспокоило. «Что с ним? Может, он просто занят, и я зря волнуюсь? А если он, не дай Бог, в аварию попал? Он иногда так гоняет на этом своем идиотском “Cayenne” …»
— Лен, давай на улицу выйдем? Что-то тут душно. — Аверина по-прежнему смотрела на часы и явно что-то прикидывала. Откровенно говоря, Ташкента я в «Марриотте» никак не наблюдала, но за Светой пошла. Устроившись у входа, как постовой на часах, Света принялась вертеть головой. А я снова попыталась дозвониться до Макса, и только тут в первый раз обратила внимание на подсевшую в iPhone батарейку. Всего девять процентов зарядки. «Наверно, из-за этого связь сбоит.»
— Свет, можешь дать мне мобильный? А то я кое-кому дозвониться не могу.
— У тебя новый друг сердца? — Света лукаво изогнула бровь.
— Нет, у меня старый друг Сафронов.
Аверина хихикнула и вытащила свой «Blackberry». С трудом освоив незнакомую конструкцию кнопок и меню, я начала набирать цифры, когда к пандусу подлетел снежно-белый «Audi TT», из которого чёртом из табакерки выкатился Андреев. Я мысленно закатила глаза, представив себе, что сейчас будет, если он начнёт домогаться до меня на виду у Светки. Но Андреев обошёл автомобиль, сунул локти в приоткрытое окно со стороны водителя и начал дружелюбно с ним болтать. Послав поклон богу удачи Кайросу, я продолжила мучить Светин телефон. И тут из автомобиля раздался весёлый женский смех. Я потеряла дар речи. Краем глаз отметила, что Андреев, наигравшись с «водительницей», направился к нам с Авериной. Вежливо поздоровался в ответ на глубокомысленное приветствие Светы, мазанул по мне взглядом и молча прошёл мимо. «Он меня игнорирует?» От понимания этого мне стало и хуже, и легче.
— Свет, давай реселлерам позвоним? Я есть хочу, — стараясь отключиться от этих ощущений, попросила я. В ответ Аверина замысловато выругалась. Я замерла. Было странно и неприятно слышать такое, сорвавшееся с интеллигентных питерских уст. Перехватив мой вопросительный взгляд, Света не то усмехнулась, не то всхлипнула.
— Знаешь, Лен, — с несвойственным ей отчаянием выпалила она, — иногда я очень жалею, что я родилась женщиной. Потому что мне очень хочется дать в морду таким, как Андреев. Только у меня сила женская, и удар не получится. — Света стиснула кулачок. — Но если однажды мне повезёт, то я кое-что сделаю.
— Сменишь пол?
— Что? — Впервые за много лет Света растерялась. Потом, сообразив, что я пытаюсь пошутить, натянуто, но засмеялась. — Нет, Лен. Я просто ему отомщу.
«Опля. Она спала с ним…» До меня медленно, но всё-таки дошло.
— Думаешь, я с ним спала? — выдохнула Аверина. Её зрачки посверлили мои изумлённые глаза. — Нет, Лен. Я с ним не столько спала, сколько за ним бегала. Ровно два года. Вприпрыжку. А потом он до меня снизошёл. Ровно один раз. И всё, мне напрочь снесло голову, — Света нервно поправила прядь, выпавшую из прически, и мрачно уставилась на мою стрижку. — Вообще-то Алексей Михайлович у нас мужчина серьёзный. Одно только плохо: он напрочь испорчен женским вниманием и измождён плотскими удовольствиями. Его одно только привлекает: некоторая доля враждебности. Вот когда он к тебе в самолёте подвалил, я поначалу решила, что ты ему батарейки перезарядишь, и он прилипнет к тебе, как… как…
— Свет, — попыталась оборвать я неуместное сравнение себя с той частью тела, к которой прилипает банный лист.
— Лен, — взорвалась Аверина, — а можно, я, наконец, выговорюсь? Я два года молчала. Могу я хоть кому-то нормальному душу излить? Будь ты моей соперницей — я бы тебя убила.
— Свет, мы не соперницы. — Чем дальше, тем больше мне не нравился этот разговор.
— Не бойся, сама это вижу, — мрачно отрезала Света. — Алексею Михайловичу что на тебя, что на меня наплевать. Ему не наплевать только на эту… его сучку.
— На помощницу? — решила помочь я. — Ту, что в аэропорту его встретила? Это она его сюда привезла?
Аверина закинула голову и расхохоталась, ухая, как филин:
— Да, Лен, на неё. На ту, что сюда его привезла. Её, кстати, зовут Магда. Тебе это имя ни о чём не говорит?
— Нет, даже не шепчет.
Мы помолчали. Авериной явно хотелось развить тему Магды, но, посмотрев на меня, она передёрнула плечиками и нервно смахнула с пышных ресниц две круглых слезы.
— Дождь, что ли, начался? Не пойму… — неловко начала она. Я вздохнула и взяла её за руку. — Что, жалеешь меня, да? — Аверина попыталась вырваться.
— Света, — я осторожно обняла её, — да, я не спорю, по-своему он привлекательный. Но свет не сошёлся на нём клином. У тебя же наверняка кто-то есть?
— Нет у меня никого. Андреев мне всю душу вымотал!
— Ну, значит, ещё будет. Ты же такая красивая. И умная. Ты кому угодно голову задуришь.
Чисто по-женски мне было очень жаль Свету. Впрочем, было ещё кое-что, о чём я предпочла умолчать. Дело в том, что внутри меня медленно, но верно поднимало голову одно странное чувство. Я откровенно, как-то сразу и до конца поняла, насколько сильно я нравлюсь Андрееву. И в самолёте, и в аэропорту, и в коридоре «Systems One» — и даже когда он болтал с этой своей помощницей — я затылком чувствовала его напряжённый взгляд. Я знала, что он меня рассматривает — жадно, профессионально, внимательно. Очевидно, я действительно разнообразила его жизнь своей полудетской враждебностью. Понимание этого факта принесло мне пусть крохотное, но удовлетворение. Тёмная же сторона луны заключалась в том, что, когда Андреев прошёл мимо меня, мне вдруг отчаянно захотелось узнать, как далеко ради меня он был готов зайти. «Осторожней в своих желаниях, Лена. Все желания на краю пропасти. Не оступись», — в таких случаях советовал мне мой разум. «Да, — мысленно согласилась я с ним, — да. С такими, как этот “Лёха”, не стоит перегибать палку».
Но я всё-таки её перегнула. Когда Андреев входил в вестибюль «Марриотта», мои реселлеры уже выкатились на улицу. Издав громкий хохот гетеры (кошмар) и призывно вильнув бёдрами (пакость), я взяла Мишу и Ваню под руку и предложила сходить в Музей эротики (стыд и позор на мою голову). И вот теперь, сидя в конференц-зале, я отчаянно трусила, ждала, когда выступит Эрик Ричардссон, чтобы воспользоваться паузой и сбежать в свой номер, в Амалиенборг, на залив Эресунн — да куда угодно! — лишь бы не попасть под раздачу раздразнённому мной «Лёхе».
— Нет, Лена сядет со мной, — выдернул меня из раздумий голос Авериной. Очнувшись, поднимаю глаза: Света обращается к Янине, уже зависшей над креслом в центре. — Лен, иди сюда, — а вот это уже приказ мне. Вообще-то командам я подчиняюсь плохо.
— Свет, — откидываюсь на стуле, — я не хочу.