Ремизов уточнил у стоявшего около входа распорядителя и направился к первым рядам. Там было наше место. Половина мест уже было занято, да и другие гости начали подтягиваться. Среди них было большое количество военных, даже трех генералов рассмотрел.
Мы заняли свои места, кресла имели номера, и я, еще раз осмотревшись, сказал:
– Эх, надо было фотоаппарат прихватить. Сестренки любопытничать будут, а у меня доказательств на руках нет.
– Будет еще, – хмыкнул капитан. – Откуда у тебя фотоаппарат?
– Трофейный из последнего рейда. Там три было, два сдал, один себе оставил. Трофеи, раз я захватил – значит, мое.
– Куркуль и собственник, – буркнул капитан и приветливо кивнул какому-то знакомому.
– Скажите спасибо, что остальные трофеи сдал, особого желания не было, да и места в сидоре. А так бы все забрал.
– Ну, ты и наглец, хоть бы думал, кому это говоришь.
– Так вы же меня уже хорошо знаете. Если бы чушь какую понес, которая моему характеру не соответствует, насторожились бы.
Ремизов на пару секунд завис, обдумывая мои слова, и кивнул:
– Да, в чем-то ты прав.
Ожидали мы еще около сорока минут, за это время зал наполнился. Что примечательно, было много журналистов и корреспондентов, не только наших, но и иностранцев. Они тоже сидели в первых и вторых рядах, переговариваясь и готовясь к работе. Наши тихие были, а иностранцы горластые, голоса не понижали. Английский я немного знал – понимать понимал, сам с трудом говорил. Поэтому слушал с интересом.
Наконец началось представление. А как еще сказать, если на сцену вышел старичок и запел на весь зал что-то высокопарно-патриотическое. Ремизов дважды ударял меня в бок локтем, чтобы не хихикал, но я уже справился с собой, хоть и с трудом, и сидел с невозмутимым, но пунцовым лицом. Дальше я уже проблем не доставлял.
После старичка выходили двое – поэты, которые тоже читали всякую хню. Для меня. А вот у остальных они срывали оглушающие аплодисменты. Это или у меня отсутствует слух, или у всех присутствующих. Хотя возможно, я просто вслушивался в ритм сказания, которого не было, а они в слова. Там что-то было про патриотов, что ложатся под гусеницы танков с гранатами в руках, и так далее.
Я тоже похлопал последнему поэту, и наконец, на сцену вышел следующий выступающий. Вот ему аплодировали стоя, я тоже встал, но не из стадного инстинкта, а из уважения к выступающему. Это был Сталин собственной персоной.
Хлопали ему довольно долго, у меня уже ладони устали, как бы синяки не набить. Сталин нас не прерывал, а подойдя к трибуне, занял ее и, разложив листы, лишь поглядывал на нас. Наконец зал начал стихать, хотя двое энтузиастов продолжали хлопать, когда все начали садиться на места. Видимо, внимание так к себе привлекали, мол, вон они какие молодцы. Оба были в полувоенной одежде чиновников высокого ранга.
Наконец Сталин взял слово. Он в течение сорока минут делился всеми успехами и поражениями, и под конец перешел к другой теме. К награждению. Верховный лично зачитывал, за что получает награду очередной претендент, его данные и место службы, после чего тот выходил из зала строевым шагом, и Сталин прикалывал ему на грудь награду.
Было пять военных и один чиновник из конструкторского бюро, он что-то там с авиационными двигателями намудрил, ему кроме ордена Трудового Красного Знамени еще и премию дали. Сталинскую, второй категории. Надо будет узнать, что это за категория непонятная.
Дальше Сталин меня удивил. После очередного награждения – это был танкист, сорвавший бурные овации, – он подошел к трибуне и, прочистив горло, начал зачитывать:
– Следующий герой получает награду за дела, совершенные не только на фронте, но и в тылу. Он лично уничтожил пятьдесят три немца за одну ночь, встречался с ними также и у границы в первые часы войны, уничтожил до десятка офицеров из снайперской винтовки. Но это еще не все. Во время излечения после тяжелого ранения он помог сотрудникам милиции и лично уничтожил семь бандитов, совершавших ограбление сберкассы. А буквально вчера во время налета на его дом было уничтожено еще шесть бандитов. Из всех этих схваток герой вышел без царапины. Евгений Романович Иванов, сотрудник НКВД, боец, который в схватках с врагом и бандитами показал себя с отличной стороны и своим примером доказал, что бить врага можно и малыми силами. За все его подвиги Евгений Иванов награждается орденом Боевого Красного Знамени, и ему присваивается звание сержант госбезопасности.
Еще в начале рассказа Сталина я нервно заерзал в кресле, начиная догадываться, о ком говорят. Нет, я, конечно, понимал, что меня могли вызвать сюда и по этому поводу, а сейчас предположение становилось явью. Да еще у секретаря, что стоял позади него, осталась всего одна коробочка с наградой на красной подушке.
После незаметного знака я встал и направился к сцене. Как тихо пояснил мне Ремизов, обычно награждаемого вызывают на сцену и зачитывают все, что он совершил, чтобы зрители из зала его видели и полюбовались на героя, но сегодня проходило награждение в легком формате, и некоторые правила были изменены. Поэтому под любопытными взглядами зрителей и журналистов – гады, трижды ослепили меня фотовспышками, – я поднялся на сцену, пожал руку Сталину, сильная ладонь оказалась, и, расстегнув пуговицы френча, помог Сталину проколоть и прикрутить гайку награды. Она не имела колодки сверху, была старого образца, то есть сам орден имел гайку и прикручивался намертво. Как орден Красной Звезды.
Наконец я застегнулся, поблагодарил Верховного, получил на руки удостоверение награжденного и знаки различия сержанта – восемь кубарей для гимнастерки и шинели, и, толкнув небольшую речь, вернулся в зал и занял свое место рядом с Ремизовым. Мне, кстати, тоже хлопали. Я ревниво прислушался и определил, что нормально и искренне, как и другим.
После этого Сталин покинул зал, его снова провожали стоя и овациями. Он спустился и занял небольшой балкон сбоку. С докладами выступили еще двое, и наконец, нас попросили пройти в другой зал, где было все готово к банкету.
М-да, всего семеро награжденных, маловато. Не врали историки, когда говорили, что очень мало награждали в сорок первом, теперь я это воочию вижу. Честно говоря, не думал, что меня наградят, для местных я был темной лошадкой, а тут раз – и вручение. Мне показывали этим, что доверяют? Поверили и приняли в свои ряды? Странно, Берия точно понял, что на меня где залезешь, там и слезешь.
Дело в том, что местные были правы, чуждая мне была их культура, ну не мое это, поэтому и возникали у нас некоторые конфликты. Думаю, это недолго будет продолжаться, и нужно этот узел разрубить. Лучше успеть самому это сделать, чем дать шанс другим. Не уживемся, я недавно окончательно это понял.
Держа в руках полный бокал с шампанским – не люблю эту шипучку, – я наклонился к Ремизову, что стоял рядом, и спросил:
– А сразу нельзя было предупредить? Чего такую тайну устроили?
– До последней минуты не знали, будет награждение или нет, все могло отмениться. Это, кстати, еще не все, сегодня вечером, а вернее завтра утром появится газета с подробным описанием твоего подвига.