За неимением других развлечений и чтобы убить время в ожидании предстоящих событий, я решила просмотреть книжки, приобретенные в лавке «Ля Мюзардин». Наугад выбирая из стопки очередную, я открывала ее, отмечала строчку – там, параграф – в другом месте, но ничто меня особо не заинтересовывало, не привлекало внимания. Слова скользили перед взором как пейзаж после бури, безликий, серый и скучный.
Луи тоже молчал, что, впрочем, меня нисколько не удивляло, но вызывало печаль. Если он видел во мне не просто добычу, а новое устройство в изумительном механизме для удовлетворения эротических фантазий, где он перемалывал свою меланхолию, то мог бы воспользоваться как никогда более подходящим моментом, чтобы оказать мне поддержку. Или еще как-нибудь выразить участие…
В конце концов я прочитала целиком несколько страниц предисловия к главному произведению божественного Маркиза «Философия в будуаре». Он напрямик обращал свои слова к так называемым «распутникам»:
«Сладострастные сластолюбцы любого возраста и любого пола, только к вам я обращаюсь в этом произведении: используйте изложенные в нем принципы, пусть они питают ваш любовный пыл и благоприятствуют вашим страстям, которые моралистическая пошлость равнодушно осуждает, хотя они – всего лишь средство, используемое Природой, чтобы направить человека туда, где ему хорошо; прислушивайтесь к этим восторженным порывам и следуйте им, ибо только они приведут вас к счастью и блаженству. Развратные женщины, чьим идеалом является похотливая Сент-Анж, берите с нее пример и откажитесь от всего, что противоречит божественным законам сладострастия, которым она посвятила свою жизнь. Юные девы, так долго скованные нелепыми и опасными цепями абсурдной добродетели и омерзительными религиозными догмами, возьмите за образец пламенную Эжени; разрушайте, топчите ногами, отвергайте с презрением наставления, которые ваши бестолковые родители пытаются вам навязать».
Думаю, что Луи, если бы ему пришла охота изложить на бумаге свой проект в отношении моего будущего, не смог бы написать иначе, хоть я, являясь предметом его творения, пока еще не стала его любовницей. Каким бы правильным и мудрым ни было предисловие, мне оно показалось лишним в данной ситуации. Мне не хотелось ни дискуссий, ни длинных рассуждений, ни наставлений, ни внушений. Мне даже было не важно, как со мной обращаются – как с принцессой или как с рабыней, считают меня инструментом для удовлетворения похоти или декоративным элементом. Мне просто хотелось, чтобы хоть кто-нибудь из них, Дэвид или Луи, прижал меня к сердцу, приласкал, подарил свою нежность в обмен на доверие и преданность. Тогда этот взаимный порыв очистил бы мою душу от грязного прошлого, в котором они до сих пор держали меня, но которое мне от природы было чуждо. И после того я смогла бы посвятить им свое существование, жить для них или вопреки им, но главное – не быть очередным проектом в юбке или абстрактной ставкой в игре между ними, замешанной на сугубо личных семейных разногласиях.
Вот вопрос, который всегда в глубине души стоял передо мной: очень ли мне приятно быть для партнера только предметом удовлетворения его сексуального удовольствия? Если так, то мне достаточно чувствовать себя игрушкой, инструментом в его руках, подчиненным его прихоти, и не более того. Просто шлюха в его распоряжении, вот и все. Среди моих клиентов в «Отеле Шарм» попадались редкие отморозки, которые кончали, используя мой рот. Я не говорю об обычных способах орального секса, которыми пользовались нормальные клиенты. Нет, эти заталкивали свой фаллос энергичным усилием, вставляя его между моими губами грубо и свирепо, с размаху ударяясь животом о мой нос, очевидно пытаясь достать огромным членом до дна моей глотки, рассчитывая кончить с каждым новым погружением в меня. Я задыхалась, мне было противно, я считала, что подобное грубое вторжение в мой рот унизительно. Мне казалось, что меня используют как неодушевленный предмет, словно эта жестокая атака нужна для того, чтобы запихнуть в меня кляп, лишить возможности говорить и выражать свои мысли.
Относилась бы я с таким же отвращением к подобному способу сексуальных отношений, если бы мужчина мне нравился? Могла бы я ограничить свою жизнь ролью существа, созданного только ради утех возлюбленного?
(Рукописные заметки от 14/06/2009, написано моей рукой.)
Эти мысли привели меня к телефонным разговорам между мамой и Луи, тайну которых мне открыл Фред.
Почему же он взял на себя заботы о ней? Что могло послужить мотивом подобного демарша, скорее неуместного, чем благородного? Вероятно, интерес ко мне и вынашивание грандиозных планов обмануть меня, ввести в заблуждение, уничтожить?
Мне нужно связаться с тобой, отзовись!
Это – Фред, наконец-то объявился не запылился. Но я в данный момент не была расположена ни сердцем, ни умом выслушивать его едкие замечания или пересказ того, что ему удалось подслушать в компании новых коллег.
Спустя время на телефоне появилось еще одно сообщение, от него веяло ледяным холодом, но оно напомнило о моих обязательствах.
Я тебя жду. Д.
Я быстренько приняла душ и надела наряд номер один: брючный костюм, бусы из искусственного жемчуга и туфельки на низком каблуке. Неброско, зато по-рабочему скромно.
Двадцать минут на такси, и вот я уже стою перед башней Барле из стекла и бетона, сияющей под лучами яркого солнца. Однако под этим углом зрения, как было видно со стороны, ее стеклянные фасады оставались непрозрачными. Сияющая отраженным светом, она не пускала внутрь посторонние взгляды – таким образом, секреты семейства Барле находились под надежной защитой.
Место секретаря, где обычно сидела Хлоя, пустовало, и полуоткрытая дверь кабинета моего жениха недвусмысленно приглашала войти. Я протиснулась в щель, надеясь остаться незамеченной, точно подсунутый под дверь белый листок писчей бумаги, как вдруг особенный, всем знакомый хлопок вылетающей пробки из бутылки шампанского заставил меня замереть на месте.
– Так это вы – ведущая программы «Новости культурной жизни»? – именно такими словами, сказанными шутливым тоном, он встретил меня, держа в руке бутылку шампанского с дымком, поднимающимся от горлышка.
Я застыла там, где стояла, на почтительном расстоянии, достаточном, чтобы слышать его слова, но там, куда не могли дотянуться его руки.
– Эээ… вроде да.
Он наполнил оба бокала, стоящие перед ним на письменном столе, и, держа их в руках, сам пошел навстречу, протягивая один из них мне и широко улыбаясь:
– В таком случае вы должны выпить со мной, мадемуазель. Что-то мне подсказывает, что вы этого заслуживаете…
– Что-то… подсказывает? – пролепетала я, не веря своим ушам.
– …равно как и я. Значит, я не зря тебя подталкивал. Смотри сюда, – громко и возбужденно заявил он, схватив со стола таблицу с какими-то цифрами. – Пять целых два десятых процента всей аудитории – такова теперь наша доля на рынке.
– Это хорошо? – я притворилась невежей.