Подвеска пирата | Страница: 55

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Капитан датского нефа наконец разглядел, что за корабль идет на сближение с его судном. Он узнал зеленый флаг капера с черным орлом и сразу же успокоился. С московитами датчане не воевали, мало того, помогали в их борьбе против поляков и шведов. Потому капитан даже в мыслях не допускал возможность его атаки, да еще и в датских водах, неподалеку от Борнхольма, где стояла королевская эскадра.

Гедрус Шелига именно на том и построил свой расчет. Иначе, если неф огрызнется пушками, то флейту придется туго. Ветер начал усиливаться, и суда сближались на большой скорости. Наверное, датский капитан все-таки заподозрил неладное. Литвин увидел, как на палубе забегали пушкари и начали раздувать пальники. Но датчан смутило, что флейт шел прямо под их выстрелы и даже не думал открывать огонь. Поэтому они несколько замешкались, а когда расстояние между судами сократилось до минимума, датские орудия оказались бесполезны. Над палубой нефа раздался крик отчаяния — датчане увидели готовых к абордажу корсаров..

В следующее мгновение борта кораблей столкнулись, в воздух взлетели абордажные крючья, и хмельная команда «Веселой невесты» с диким свистом и гиканьем повалила на борт купца.

Датчане практически не оказали никакого сопротивления, за исключением мелких стычек. Торжествующий Шелига ступил на палубу нефа с видом завоевателя. Поняв, кто у разбойников за главного, к нему бросился разъяренный датский капитан.

— Что это значит?! — вскричал он, инстинктивно хватаясь за рукоять шпаги, которую так и не удосужился достать во время скоротечного боя. — Как вы посмели?! Вы за это ответите! Вы знаете кто я?!

— Знаем, — ответил Гедрус Шелига с коварной ухмылкой и молниеносно проткнул капитана своей саблей. — Покойник.

Обезоруженные датские матросы заволновались, закричали, но кто-то из корсаров выстрелил у них над головой, и свист картечи мигом заставил пленников стать благоразумными.

— Что здесь происходит? — вдруг раздался изрядно охрипший от возлияний голос Карстена Роде с борта «Веселой невесты». Пошатываясь и придерживаясь за фал, чтобы не свалиться, новоиспеченный адмирал мало что соображал. Но звуки боя подействовали на него как труба на рыцарскую лошадь, и он буквально выполз на палубу.

— Мы захватили ценный приз! — весело прокричал Гедрус Шелига. — С нашей стороны нет ни убитых, ни раненых!

— Молодцы... ик! — икнул Карстен Роде. — Хвалю. Боцман! Ик!.. Где ты, старый греховодник! Всем парням по бутылке доброго вина. Все, я пошел... Ик!.. — Поддерживаемый верным Третьяком, он вернулся в каюту и снова завалился в постель.

Пинки подошли, когда датчан уже рассаживали по шлюпкам для отправки на берег. Их решили не топить — все-таки в какой-то мере союзники. Тут уж Гедрус Шелига подсуетился —не без задней мысли. Он громогласно объявил датским матросам: кто захватил неф, чтобы те хорошо запомнили имя. А когда на палубу нефа поднялся разъяренный Ганс Дитрихсен, Литвин был сама невинность.

— Вы что тут, белены все объелись! — накинулся на него капитан «Царевны Анастасии». — Или вас слепота поразила! Это же датский корабль! Датчане наши друзья!

— Не кричи так... — поморщился Гедрус Шелига. — Оглохнуть можно... Судно не хуже других. А может, и лучше. Хороших денег стоит. В трюмах, правда, одна селедка да соль, но и за них можно кое-что выручить. А касательно друзей... так в нашем деле главное добыча. Пусть не щелкают клювом.

— Кто приказал?!

— Ганс, ты как с дуба рухнул. Конечно же адмирал. А наше дело исполнять приказы.

— А чтоб вас!..

Ганс Дитрихсен крутанулся на месте и, поймав оборванный конец снасти, перескочил на палубу «Веселой невесты». Ворвавшись в каюту Карстена Роде, он бесцеремонно вылил ему на голову кувшин холодной воды и стащил с постели.

— Что ты себе позволяешь?! — возмутился Голштинец. — Какого дьявола?!

— А ты что натворил?! — в свою очередь, возопил Ганс Дитрихсен.

— Я? О чем ты? — Карстен Роде затряс головой, пытаясь собрать беспорядочно мечущиеся мысли воедино — так, как это делает крестьянка с пахтой, взбивая масло.

— А то ты не знаешь... Литвин захватил датский неф!

— Я не давал такого приказания. — Голштинец тупо уставился на капитана «Царевны Анастасии». — А может, и давал... Не помню. Да какая разница! Хорошая добыча. Надеюсь, трюмы нефа не пусты?

— Святая пятница! — возопил Ганс Дитрихсен и в отчаянии поднял руки над головой, словно обращаясь к небу. — Мы рубим сук, на котором сидим! Ты хоть это понимаешь?

— Брось... — Голштинец болезненно поморщился и помассировал виски. — На Балтике нам никто не указ. Теперь мы — сила. И потом, я уверен: датские купцы везли товар для продажи Ганзе. А раз так, значит, они враги царя Московии, нашего покровителя, потому что Ганзейский союз поддерживает короля Швеции. Кто ему поставляет порох, пушки и прочие припасы? Ганзейцы. То-то. Возрази, если сможешь.

— Ты еще пожалеешь о том, что вытворил, — устало произнес Ганс Дитрихсен. — Да будет поздно. Верни датчанам, пока есть время, корабль и груз. И извинись. Скажешь, ошибка произошла.

— Ганс... катись-ка ты ко всем чертям! Не учи меня. Все, все, хватит слов! Отправляйся на свой корабль. Там тебя уже заждались.

Ганс Дитрихсен вышел из капитанской каюты в полном отчаянии. Он спустился в поджидавшую его шлюпку, и матросы дружно ударили веслами по воде. Туман совсем рассеялся, и показалось солнце — алое, словно залитое кровью...

* * *

Датский король Фредерик был возмущен до глубины души. Он гневно глядел на своих ближайших сподвижников Педера Окса и Нильса Кааса. Оба государственных мужа старательно избегали взглядов государя — первый уставился в пол и сокрушенно вздыхал, а второй держал глаза несколько выше, рассматривая на груди короля орден Подвязки [110] с изображением святого Георгия, поражающего дракона копьем.

Орден был пожалован английской королевой Елизаветой I. В свое время Фредерик ухаживал за ней, предлагая руку и сердце, но из этого ничего не вышло. Чтобы подсластить горечь отказа, королева сделала его рыцарем ордена, мотивировав награду поддержкой королем Дании протестантских государств.

— Ну и что вы на это скажете? — наконец спросил король.

Советники переглянулись, и Педер Окс выступил вперед.