…
Технология грабежа
Кредиторы привлекали людей уверениями: «Заложив дом, вы сможете погасить другие кредиты — долги по кредитным картам, автомобильный кредит. И обратите внимание на низкую ставку!» Но эта ставка лишь приманка. На деле, позже она окажется совсем другой… [232] Кредиторов абсолютно не интересовала платежеспособность клиентов, они выдавали кредиты всем и даже тем, кто никогда не имел возможности рассчитаться по ним. Эти кредиты получили статус низкокачественных с рейтингом «три В» [233].
Но кредиторы ничего не теряли, поскольку под ипотечные кредиты инвестиционными банками выпускались облигации, упакованные в пакеты, которые страховались в страховой компании с рейтингом «три А» (например, в American International Group Financial Products (AIG FP), созданной в 1987 г.), к этой компании предъявлялись два требования: во-первых, она не должна была относиться к банковским организациям, на которые распространялось банковское регулирование и требования к резервному капиталу, а во-вторых, она должна была иметь возможность скрывать в своем балансе нетипичные риски [234]. После страховки в подобных компаниях кредитные облигации продавались конечным покупателям.
Главной проблемой в этой схеме было получение самого высокого кредитного рейтинга «три А» для самых низкосортных облигаций. Эту часть работы выполняли рейтинговые агентства. «Вся отрасль держалась на спинах рейтинговых агентств» [235]. Или, по словам одного из инвестиционных банкиров, на «идиотизме и продажности» двух крупнейших рейтинговых агентств Standard & Poor’s и Moody’s [236]. Впрочем, если одно из них проявляло твердость, инвестиционный банк мог обратиться к его конкуренту и там за хорошие деньги получить желаемый рейтинг [237].
«На помощь» рейтинговым агентствам пришли инвестиционные банки со своими инновационными финансовыми инструментами, основанными главным образом на дефолтных свопах. На их основе Goldman Sachs, по словам героя М. Льюиса, изобрел настолько сложную и маловразумительную ценную бумагу, что в ней не могли разобраться ни инвесторы, ни рейтинговые агентства: синтетические CDO (облигации, обеспеченные долговыми обязательствами). На деле за синтетическими CDO не было ничего, кроме дефолтных свопов [238]. Рынок «синтетических» бумаг снял все ограничения на размер риска, связанного с выдачей низкокачественных ипотечных кредитов: «Мы искали рычаг…, — писал один из инвесторов, — и тут появилось CDO» [239].
Необходимость рычага была вызвана тем, что «число неплатежеспособных американцев, берущих кредиты, уже не удовлетворяло спрос инвесторов на конечный продукт». Рычаг заключался в синтезировании новых бумаг. В результате инвестиционным банкирам уже «было мало дела до реальных заемщиков, покупающих в кредит дома, которые они не могли себе позволить. Уолл-стрит создавала их из воздуха. Множила и множила! Вот почему реальные убытки финансовой системы оказались во много раз больше объема низкокачественных кредитов… Я все удивлялся, разве это законно?» — восклицал один из героев М. Льюиса [240].
Регулирующие органы не только не вмешивались, но и наоборот поощряли те процессы, которые происходили на рынке. На этот факт обращал внимание Дик Парсон, председатель Citigroup, приводя его в оправдание своих действий: «Помимо действий банков следует отметить снижение регулятивного надзора, поощрение выдачи кредитов ненадлежащим заемщикам и тот факт, что люди брали ипотечные кредиты или кредиты под залог жилой недвижимости, которые не могли себе позволить» [241].
И в этом не было ничего случайного. Государственные органы действительно строили свою политику на основе дерегулирования, т. е. «отмены правил». Они неуклонно блокировали и отменяли регулирующие нормы, снижали стандарты бухгалтерского учета, не забывая поощрять при этом позитивные ожидания заемщиков.
Например, когда в 1998 г. глава Комиссии по торговле и товарным фьючерсам Б. Борн высказалась в пользу введения регулирования [242], министр финансов Р. Рубин и руководитель ФРС А. Гринспен блокировали это предложение. А чтобы отделаться от внимания регулирующих органов раз и навсегда, представители финансовых рынков активно и успешно пролоббировали принятие закона, гарантирующего, что рынок деривативов по-прежнему будет нерегулируемым (закон о модернизации товарных фьючерсов) [243]. Позже А. Гринспен сам фактически заблокировал предложение по усилению контроля за деятельностью кредиторов, выдававших субстандартные кредиты [244].
Сильным ходом политики дерегулирования стало принятие (в 1999 г.) закона Грэмма-Линча-Блайли, которым был отменен закон Гласса-Стиголла (1933 г.), разделявший коммерческие и инвестиционные банки [245]. По мнению А. Гринспена, новый закон, «восстановивший гибкость финансовой индустрии, (был) построен на правильных предпосылках» [246]. В результате доминирующее место в этом симбиозе двух типов банков заняла культура, свойственная инвестиционному бизнесу. Еще одним следствием отмены регулятивного закона стало снижение конкуренции и усиление концентрации банковской системы: за десять лет рыночная доля пяти крупнейших банков увеличилась с 8 % до 30 % (в 2009 г.) [247].
Снижение стандартов банковского учета началось еще при Р. Рейгане и продолжилось в дальнейшем. И этим не преминули воспользоваться банки, отмечает Стиглиц, начав активно вводить всех нас в заблуждение: они выводили рискованные активы с балансовых счетов, и поэтому никто не мог их надлежащим образом оценить. Достигнутые ими масштабы жульничества являются ошеломляющими: Lehman Brother’s мог, к примеру, незадолго до прекращения своей деятельности сообщить, что чистая стоимость их банка составляет около 26 млрд долл., и при этом имел дыру в балансовом отчете, приближающуюся к 200 млрд долл. [248]
Но американское правительство, Конгресс и Федеральный резерв закрывали на это глаза, главным было достижение максимально высоких темпов экономического роста любой ценой, т. е. требовалось выжать из экономики максимум возможного в кратчайшие сроки. В соответствии с этой целью изменились и задачи, поставленные перед ФРС. И если после Второй мировой войны ФРС решала проблему «обеспечения предельно высокого экономического роста и уровня занятости в долгосрочной перспективе» [249]. То с середины 1990-х главным стал вопрос: «существует ли предельный темп роста, который можно поддерживать, не вызывая инфляции» ? [250]
Двигателем экономического роста является спрос, т. е. его необходимо было стимулировать; основным двигателем инфляции является повышение зарплат, значит, их было необходимо снизить. Однако снижение зарплат приведет к сокращению спроса. получается замкнутый круг. Как его разорвать, как увеличить спрос? — ответ один — предоставить людям кредиты. А для того, чтобы люди почувствовали себя богатыми (т. е. создать для них иллюзию богатства), эти кредиты должны быть дешевыми. Как раз эту стратегию и реализовывала политика «дерегулирования» Рейгана-Буша-Гринспена. Как следствие, поставленная правительством и ФРС перед инвестиционными банками с Уолл-стрит главная задача сводилась к непрерывному «расширению кредитования за счет использования финансовых инструментов» [251].