Подобные настроения периодически вспыхивали и в Европе. Их, например, отражали в середине XIX в. (после подавления Русской армией революции в Венгрии) статьи Ф. Энгельса, в которых он заявлял: «На сентиментальные фразы о братстве, обращаемые к нам от имени самых контрреволюционных наций Европы, мы отвечаем: ненависть к русским была и продолжает еще быть у немцев их первой революционной страстью; со времени революции к этому прибавилась ненависть к чехам и хорватам… Всеобщая война… рассеет этот славянский Зондербунд и сотрет с лица земли даже имя этих упрямых маленьких наций. В ближайшей мировой войне с лица земли исчезнут не только реакционные классы и династии, но и целые реакционные народы. И это тоже будет прогрессом» {846}.
Ф. Энгельс пояснял свои слова на следующем примере: «Бросит ли Бакунин американцам упрек в «завоевательной войне», которая, хотя и наносит сильный удар его теории, опирающейся на «справедливость и человечность», велась исключительно в интересах цивилизации. И что за беда, если богатая Калифорния вырвана из рук ленивых мексиканцев, которые ничего не сумели с ней сделать?» И что плохого в том, что она достанется энергичным янки. «Конечно «независимость» некоторого числа калифорнийских и техасских испанцев может при этом пострадать; «справедливость» и другие моральные принципы, может быть кое-где будут нарушены; но какое значение имеет это по сравнению с такими всемирно-историческими фактами?» [92] . {847}
Эти идеи стали приобретать, среди германской элиты, более практические черты накануне Первой мировой войны. Они выразились в плане создания «Миттельойропы», согласно которому русский народ было необходимо оттеснить от свободных морей и отбросить, как можно дальше на Восток. Колонизации подлежали лишь территории с благоприятным климатом, такие, как Украина и трансфертные территории, через которые шел основной поток сырья и товаров, т.е. Прибалтика. Для того, что бы уничтожить возможность сопротивления, желательно было разделить оставшуюся территорию по национальному и территориальному признакам, на мелкие несамодостаточные, зависимые государства, что сохраняло видимость независимости и в то же время полностью обеспечивало интересы потребителей.
Проводником именно этой политики в Европе стал Гитлер, который еще до прихода к власти неоднократно заявлял: «Русская проблема может быть разрешена только в согласии с европейскими, что означает германскими идеями… Не только русские пограничные районы, но и вся Россия должна быть расчленена на составные части» {848}. Лидеры фашисткой Германии, например, такие, как Дарре, министр земледелия, дорисовывали детали картины будущей России: «Страна, населенная чуждой расой, должна стать страной рабов, сельскохозяйственных и промышленных рабочих» {849}. Сам Гитлер провозглашал: «Мы будем… вынуждены начать крестовый поход против большевизма. Мы должны безжалостно колонизировать Восток…» {850}.
Отношение Гитлера к славянам в корне отличалось от его отношения к европейцам. Последние, по мнению Гитлера, должны были в той или иной мере быть ассимилированы в европейскую семью, под германским владычеством. Что ожидало славян? — Гитлер вполне откровенно заявлял в «Майн кампф»: «Если мы хотим создать нашу великую германскую империю, мы должны, прежде всего, вытеснить и истребить славянские народы…».
И если Россия вместе с европейскими союзниками еще могла выстоять против Германии, то устоять в одиночку против объединенной общей целью Европы, шансов у России практически не было. Что касается русского народа, то в случае поражения он был обречен на вымирание, оттесненный в суровые северные широты, как американские индейцы. Поэтому Россия была против…
Новое Средневековье
Против Единой Европы под немецким господством выступала не только Россия, но и сама Европа. Тютчев два десятка лет проживший в Германии писал: «Германский гнет не только политическое притеснение, он во стократ хуже». В. Шубарт назвал одну из глав своей книги: «Ненависть к немцам, как проблема западной культуры». Немецкий порядок, немецкая деловитость, немецкая культура вошли в поговорку, они обеспечили феноменальные достижения Германии. Но если немцы в борьбе за выживание смогли принять их, то для всей остальной Европы, немецкий Ordrung, тем более в его фашистском выражении, был вряд ли приемлем. У. Черчилль по этому поводу заявлял: «Для меня совершенно непереносима мысль о том, что наша страна очутится во власти, в орбите или под влиянием нацистской Германии и что наше существование может оказаться зависимым от ее доброй воли или приказов… Мы не желаем, чтобы нас заставили вступить на путь превращения в сателлита германской нацистской системы, стремящейся господствовать над Европой» {851}.
По мнению современного американского журналиста Дж. Стейнберга, подобная Европа была надеждой лишь определенной части финансово-олигархической Европы, целью которой, как считает американский историк К. Куигли, была мировая финансовая диктатура неофеодального стиля. «Им-то и нужны были единая имперская Европа, как поле деятельности» {852}.
Немецкая элита пыталась выработать свою идею альтернативы русскому коммунизму и англосаксонскому либерализму. Результаты этих поисков выразились в идее возврата к неофеодальной модели развития. Подобное будущее Европы отражали настроения, царящие в умах даже умеренных представителей германской политической и бизнесэлиты, «нанявшей Гитлера», например, в лице Ф. Папена, Ф. Тиссена и т.п. Они видели будущее в утверждении принципов «корпоративного государства» {853}, «корпоративной монархии» {854}, где на смену родовой феодальной аристократии должна была прийти неофеодальная — финансовая аристократия «крупных картелей» {855}. Идеологические основы неофеодального государства, по мысли его создателей, должны были обеспечить религиозные, клерикальные догматы католической церкви {856}.
Однако, как вскоре показали события, существование неофеодального строя в современном мире в сколько-нибудь длительной перспективе невозможно без установления фашистской диктатуры и без развязывания новых войн за передел мира [93] .
Не может быть никакого сомнения, что в связи с развивающимся кризисом борьба за рынки сбыта, за сырье, за вывоз капитала будет усиливаться с каждым месяцем, с каждым днем. Средства борьбы: таможенная политика, дешевый товар, дешевый кредит, перегруппировка сил и новые военно-политические союзы, рост вооружений и подготовка к новым империалистическим войнам, наконец — война… Это значит, что опасность войны будет нарастать ускоренными темпами.