Пример невыполнимых социальных обещаний дают гарантии социальной системы США: перед Соединенными Штатами, как и большинством других развитых стран мира, стоит проблема пирамиды социального страхования, которая в США получила даже собственное название — «пенсионного цунами» {1508}. Doomsday, по мнению исследователей, должен наступить с достижением пенсионного пика поколением бэби-бумеров [213] . С 2011 г. они начинают достигать пенсионного возраста и получают право на выплаты по социальному страхованию и Медикэр {1509}, [214] . Однако уже в 2011 г. Р. Нови-Марке из Чикагского университета и Д. Раух из северо-западной Школы управления Келлогга, подсчитав общую пенсионную задолженность для всех 50 штатов, пришли к выводу, что большинство из них окончательно сломлены и находятся на грани банкротства {1510}.
Существование этой пирамиды не было секретом: «Как нация мы возможно уже пообещали будущим поколениям пенсионеров то, что мы не в состоянии будем выполнить», — отмечал А. Гринспен на слушаниях в бюджетном комитете еще в 2004 г. {1511}. «Поколение бэбибумеров и Great Generation поставляет экономическую катастрофу своим детям», — утверждал в те же годы Л. Котликофф, экономист Бостонского университета и соавтор книги «The Coming Generation Storm…» {1512}. «Я отчаянно пытался объяснить людям значение этого, для нашей страны, наших детей и наших внуков», — говорил Генеральный контролер (главный бухгалтер) американского правительства Д. Уокер {1513}. А П. Петерсон, комерцеекретарь в правительстве Р. Никсона, даже написал книгу «Как Демократическая и Республиканская партии банкротят наше будущее».
Тревога сквозила и в словах бывшего главы Федерального резерва. Ее источником, по словам А. Гринспена, стало нарастание партийного радикализма между республиканцами и демократами: «Голоса при обсуждении законопроектов распределяются теперь не в соотношении 60% к 40%, как раньше, а в пропорции 95% к 5%. В итоге принимаемые законы стали сильно партийными» {1514}. Эксперт в области выборов Н. Орнстейн отмечает, что раньше «член другой партии воспринимался как личный друг, с которым г есть определенные разногласия… А сегодня (2008 г.) представителей иной партии воспринимают не как соперников, а как врагов. Очевидно, что врага следует уничтожить. Это создает совершенно иную динамику отношений» [215] . Непримиримое столкновение между демократами и республиканцами по вопросу повышения потолка государственного долга в июле 2011 г., грозящее, по словам президента Обамы, армагеддоном мировой экономике, наглядно демонстрировало уровень радикализации политической ситуации в США.
Ключевым вопросом стал вопрос власти. Об этом после поражения на ноябрьских 2006 г. выборах заявил бывший лидер республиканского большинства в палате представителей Дик Арми: его партия пришла к власти в 1994 г. с идеями «как преобразовать правительство и вернуть американскому народу деньги и власть. Однако со временем инновационная политика и «дух 1994 года» были вытеснены узкими взглядами недальновидных бюрократов. Их волновал другой вопрос, как удержать политическую власть» {1515}. Ситуацию отягощает тот факт, считает Гринспен, что «власть стала пугающе несостоятельной». В этих условиях вопрос, кому принадлежит власть, приобретает особую остроту. «Возможно, этот вопрос стоял бы не так остро в условиях мира на Земле… (но) ситуация, — отмечает Гринспен, — изменилась. Теперь чрезвычайно важно, кто держит бразды правления» {1516}. В наше кризисное время, как и в начале 1930-х гг., действительно становится принципиально, «чрезвычайно важно», какую из альтернатив развития выберет Америка в XXI в. и куда она поведет за собой остальной мир…
Только Америка имеет моральное право, а также материальную основу, позволяющие занимать место мирового лидера. Судьба Америки неразрывно связана с основанием ценностей свободы в глобальном масштабе.
М. Тэтчер {1517}
«Нравится вам это или нет, — заявляла бывший премьер-министр Великобритании, — но в «холодной войне» победу одержал Запад. И все же главным победителем являются Соединенные Штаты… На сегодня Америка — единственная сверхдержава. Ни одна из сверхдержав прошлого… не обладала таким превосходством в ресурсах и размахе над своим ближайшим соперником, как современная Америка» {1518}.
Цели единственной сверхдержавы торжественно провозгласил в своей избирательной компании Дж. Буш: «Америка по осознанному выбору и волей судьбы будет поддерживать распространение политической свободы — и считать наивысшей для себя наградой расширение демократии» {1519}. «Мы получили уникальный шанс, — комментировала М. Тэтчер, — распространить свободу и господство закона на те страны, которые никогда их не знали…» {1520} «Чтобы добиться прогресса, — конкретизировала «железная леди», — все атрибуты социализма — структуры, институты и отношения — должны быть уничтожены…» {1521}.
Останки Берлинской стены еще не успели остыть, как Ф. Фукуяма, провозгласил ставший уже нарицательным «конец истории»: «Либеральная демократия может представлять собой «конечный пункт идеологической эволюции человечества» и «окончательную форму правления в человеческом обществе»« {1522}. Практические меры по достижению «конечного пункта эволюции», в том же 1989 г. сформулировал британский экономист Д. Уильямсон в документе, получившем название «Вашингтонский консенсус». Его положения покоились на неолиберальной концепции М. Фридмана: приватизация, дерегулирование, сокращение социальных расходов и свободной торговле: все «барьеры, препятствующие проникновению иностранных фирм, следует устранить» {1523}. Принципы «Вашингтонского консенсуса» легли в основу мирового «крестового похода» «чикагской школы» под руководством Международного валютного фонда и Всемирного банка {1524}.