Но мы все еще могли помочь себе!
— Противогазы! — крикнул я. — Надо надеть противогазы!
Сказать-то легко. Но где их взять?
«Эх, зря мы с Тополем пренебрегли гермошлемами экзоскелетов… Надевать их, конечно, не хотелось, факт. Но надо было хотя бы прихватить с собой! Впрочем, Тигрёнок вон вообще без экзоскелета…». На предмет противогазов пришлось провести экстренные раскопки в недрах наших рюкзаков.
Наших прекрасных, вместительных, родных рюкзаков, которые мы с Тополем смогли сохранить и пронести сквозь ад подземных и наземных схваток в базе «каперов».
Честное слово, если бы меня попросили придумать сюжет для памятника нашей нелегкой сталкерской работе, я бы предложил поставить памятник… нет, не «калашу»! и даже не батону колбасы «Любительская»! — а именно рюкзаку.
Рюкзаку, в котором всегда находится место и «калашу» со сложенным прикладом, и пачке патронов, и «Любительской», и противогазу…
— Нашел! Один есть! — радостно отрапортовал Тополь, протягивая Тигрёнку найденное.
— Я тоже нашел, — с облегчением вздохнул я, извлекая на свет свой верный противогаз «Циклон-10».
Оставалось найти третий.
Интуиция подсказывала мне: в кабине должны оставаться НАЗ — неприкосновенные аварийные запасы для экипажа. То есть как минимум для двух пилотов.
И если только это хорошие НАЗ, там сыщутся и плохонькие противогазы…
Интуиция меня не подвела. Под креслом второго пилота мы обнаружили оранжевую сумку, туго набитую всяческим барахлом.
Среди прочего сыскались в ней две полезные вещи. Универсальный нож-мачете, который страшно понравился Тигрёнку и был им, так сказать, усыновлен. И французский противогаз марки «Фантомас».
Мы нацепили «хрюкалки», как зовем их мы, сталкеры, очень вовремя.
Потому что спустя секунду вокруг кабины вертолета захлопали разрывы газовых гранат.
Всё потонуло в охряно-желтых облаках.
Когда оранжевый дым рассеялся, нас попытались штурмануть.
Но не тут-то было! Мы огрызнулись из уцелевшего «Минигана».
Огрызнулись нарочно неприцельно, чтобы не злить лишний раз нападающих, заведомо превосходящих нас по огневой мощи.
Цепь фигур в пятнистых комбинезонах мгновенно залегла. А их командир, достав жестом фокусника, казалось, прямо из воздуха крошечный мегафон, начал вещать.
Вся ситуация в целом до боли напоминала мне тот эпизод моей нестандартной биографии, в котором мою скромную обитель (там отсиживались я, Тополь, принцесса Лихтенштейнская и ваш покорный слуга) держала под прицелом вся королевская рать, присланная папочкой принцессы. И тогда, и сейчас ситуация описывалась одним словом: «обложили».
Тем временем из мегафона неслось:
— Экипаж и пассажиры «Корморана» бортовой номер 41!
— …Это наш номер, если что, — смешно прогудел Тигрёнок из-под противогаза.
— Вы находитесь на территории частной научно-исследовательской базы «Наутилус»! Ваше пребывание здесь незаконно! В соответствии с действующим законодательством вы подлежите депортации за пределы Периметра Зоны отчуждения!
— Фу-ух… Хорошо хоть не повешению, — с облегчением сказал Тигрёнок.
— Рано радуешься, мелкий, — бросил Тополь. — Этот чувак ничего не сказал насчет «в живом виде».
— То есть «в живом виде»?
— Ну что депортировать за Периметр тебя будут в живом виде. А не в дохлом, — пояснил Тополь.
— Думается, депортация в дохлом виде называется каким-то другим словом, — заметил я.
А мегафонщик продолжал псих-атаку:
— Сложите оружие и выходите по одному с поднятыми руками!
— Что делать будем? — поставил вопрос ребром я.
— Ну… Давай поблефуем, — лениво предложил Тополь.
— Как именно?
— Скажем, что у нас заложники. — Тополь задумчиво указал на Тигрёнка. — И что мы их убьем.
— Судя по тому, как они садили по вертолету из зениток, на наших потенциальных заложников им положить.
— Это пока мы их из «Раумшлага» поливали. А теперь мы тихие, смирные, и снова можно задуматься над общечеловеческими ценностями.
Какой-то резон в словах Тополя имелся. Но для блефа с заложниками нужно настроение, нужен большой кураж.
А у меня их в тот день не было. Не было, и все тут!
Мегафонщик не унимался, умело нагнетая истерию:
— Мы даем вам на размышление десять секунд! По истечению этого времени мы открываем огонь из гранатометов «Раумшлаг»!
— Ему следовало бы еще добавить: «Кто с «Раумшлагом» к нам придет, тот от «Раумшлага» и погибнет», — нашел в себе силы пошутить Тополь.
— Я считаю, пора сдаваться, — подытожил я.
— Двое нас, — трусовато поддакнул Тигрёнок.
— Уступаю давлению большинства, — развел руками Тополь.
Я решительно шагнул из вертолета.
Демонстративно отбросил свой АК-47, поднял руки.
Сделал шаг. Второй. И… остолбенел.
Потому что до меня вдруг дошло, что диковинное бетонное сооружение, которое маячило за спинами бойцов «Наутилуса», за бункерами, где-то в районе северного фаса ограды, — это вовсе не часть базы, а… горячо любимая нами Пирамида!
— Привет, давно не виделись, — пробормотал я.
В ту же секунду весь северный фас периметра взорвался захлебывающимся лаем скорострельных зенитных автоматов.
По Пирамиде било все, что может стрелять.
Заухали станковые гранатометы.
Оставляя за собой грязные дымные следы, в днище Пирамиды ударили реактивные выстрелы старых добрых РПГ-7.
Нужно ли говорить, что все эти смертоносные снаряды были нашей кумушке как слону дробина?
Она, похоже, упивалась своей неуязвимостью и вовсе не собиралась мстить глупым людям за их агрессивность. Она медленно ползла вперед на смехотворной высоте метров в пятнадцать.
Ничего не скажу — это было фантастическое зрелище. Ради таких зрелищ я и ходил в кино, когда был пацаном.
А теперь я в кино не хожу. Какое кино после таких расколбасов в Зоне?
Однако по поводу пацифистских настроений Пирамиды я, как оказалось, погорячился.
Когда она зависла над забором базы, из двух желобов в ее плоском брюхе показались на свет божий сигарообразные конструкции метров по десять каждая.
Они имели тусклый медный цвет. И на первый взгляд казались едва ли не цельнолитыми.
Но когда внутри этих труб пришли во вращение лопатки турбин, до меня вдруг дошло, что передо мной не что иное, как два двигателя «Руслана». Но только перекомпонованные, для каких-то таинственных целей модернизированные, покрытые неведомым напылением.