А еще говорят, у этого припятского монстра неважный слух!
Хоть сейчас — прямиком в чернобыльское музыкальное училище, на хоровое отделение. Да без всяких вступительных экзаменов!
Монструозный кабан стронулся с места и решительно направился к девушке. Несколько часов он ничего не ел, был голоден и оттого особенно безрассуден. В пяти метрах от него миниатюрный указательный пальчик лежал на спусковом крючке…
На спусковом крючке, конечно же, «Абакана».
А что, говорят, хороший город!
Кабан стоял, рассеянно переминаясь с ноги на ногу перед бетонной преградой, отделявшей его от девушки. Его глаза погасли и теперь казались оловянными, лишенными всякого указания на жизнь. Он размышлял.
Так продолжалось минут пять, не меньше. А потом огромный зверь неожиданно всхрапнул, сорвался с места и кинулся наутек.
Девушка осторожно выглянула из-за укрытия. Сомнений не было, припять-кабан удрал. Это было очень странно.
Девушка покачала головой. Прежде с нею никогда не случалось ничего подобного. Она что, и впрямь так неважно выглядит, что от нее даже кабаны-мутанты разбегаются, как от чумы?
Ничего, завтра она сама себе докажет, что она супер.
А что лучше всего укрепляет самооценку? Правильно! Легкая любовная интрижка!
I may be dumb,
But I'm not a dweeb.
I'm just a sucker
With no self esteem.
«No Self Esteem», Offspring
С Гордеем мы познакомились, когда я работал банкет ученых в их лагере на «Янтаре». Вообще положение популярного в Зона-индустрии диджея имеет свои преимущества: можно побывать в таких местах, куда иные сталкеры только на карачках лазают да пулям военных патрулей поминутно кланяются.
А тут тебя привозят, за стол сажают, суют в карман конвертик с гонораром, а потом с комфортом везут домой.
Иногда еще и экскурсию по местным достопримечательностям устроить могут. А заодно — сафари на самых характерных представителей местной мутантной фауны.
Гордей — мужик с характером. Вообще его Митей звать, но кое-кто на «Янтаре» привык величать его Демоном. Вроде как и Димоном отдает, и вместе с тем — признание заслуг. Потому что у Гордея сверхъестественное все — руки, ноги, голова и грецкий орех внутри черепушки.
Смотрел он, смотрел, как я играю… А потом притащил откуда-то допотопный жесткий диск, в антракте открыл мою «Ямаху», поколдовал там со шлейфами, ткнул пару раз паяльником с тонким жальцем — точь- в-точь как у мастеров, что мобилки паяют. И вот уже вытаскивает из недр моих клавиш 3,5-дюймовый дисковод — древний, как дерьмо мамонта — и у меня на глазах каблуком его аккуратно топчет. Сразу видно, любит чувак спецэффекты!
Я прям за сердце схватился: еще бы, шабашка накрывается, а Гордей только зубы скалит.
Когда он успел со всех моих дискеток на винт ми-ди-файлы скачать, так я и не заметил. И теперь у меня при загрузке песни не тормозят, на экранчике — полный плей-лист. И еще куча всяких функций, полезных для лентяя-клавишника, привыкшего лабать на samoigrajke.
После этой истории мы с Гордеем сразу почувствовали друг к другу расположение.
Когда банкет кончился, Гордей свозил меня на хитро скроенной гусеничной таратайке типа мини- тягач вдоль берега озера. Там все давно поросло какой-то жесткой травой, точно ежиком, и кустарником куда ни глянь.
Мы скатались в бывшую индустриальную зону, пару раз пальнули из гранатомета РПГ-7 в сторону развалин брошенного завода.
— Ближе не пойдем, там подземелья нехорошие… очень, — предупредил Гордей. — Оттуда мало кто возвращался целиком.
И на обратном пути порассказал мне таких страстей про тамошние подвалы, что я ни разу не оглянулся — из суеверного чувства.
Оказалось, что уже на поверхности, на всей территории завода, датчики фиксируют неизвестное науке пси-излучение. И никакие спецсредства, никакие защитные костюмчики тебя не спасут: если и вернешься оттуда, то — овощем. Всю оставшуюся жизнь будешь агукать, и слюни пузырить, и под себя ходить. И это в лучшем случае.
— Наш самый перспективный аспирант Еремей Сарнов два года назад полез в заводские подземелья во время спада излучения, — рассказывал Гордей. — Там иногда малёхо отпускает, и при желании можно высчитать периодику «отливов». Еремей долго шнырял вокруг развалин, приглядывался, замерял, потом составил себе график чередования волн и наконец полез. Уж больно интересовало его это излучение.
Собственно, ведь с этой целью ученые и лагерь свой разбили на «Янтаре» — замерять да изучать пси-волны.
— Излучение защищает завод от сталкеров, диггеров и прочих искателей приключений надежней, чем целый батальон контролеров! Так что если и есть еще в Зоне участки, которые рождают богатства центнерами, — так это у нас, — пафосно заметил Гордей.
Я хорошо знал, что Агропром и его объекты всегда были заветным магнитом, который притягивает к себе самых нахрапистых сталкеров. Они постоянно пытаются пробраться на завод, стоит только излучению умерить свою интенсивность. Но у них нет знаний, как у гордеевского аспиранта Еремея, к примеру. И приборов нет! Поэтому их, таких красавцев, неизбежно накрывает волна, и — добро пожаловать в ряды новоявленных зомби!
— Еремей не успел самую малость, — задумчиво произнес Гордей. — Он уже был на выходе из подвалов, когда что-то внизу привлекло его внимание. И он решил… вернуться. Туда, в подземелья. Наверное, думал, что успеет.
— Какого лешего?! — непроизвольно вырвалось у меня.
— Инстинкт исследователя, — сказал Гордей. Мне даже показалось, что он если и не оправдывает, то вполне понимает мотивы этого безрассудного поступка.
— И что? Пропал?
Гордей помолчал немного, затем переключил скорость — начинался крутой подъем.
— Ну, не совсем… Потом он вышел. Уже совсем другой.
Глаза Гордея стали блестящие и стеклянные — как у зомби.
— Ты же видел, нас охраняют военные. В общем, один капитан стрелял в него из «Абакана». На поражение. И в общем… не промахнулся. Но тот ушел.
Теперь настал мой черед помолчать. Я знал, что иные зомби сохраняют подвижность, даже если их сплошь изрешетить пулями.
— Две недели кряду он выходил с завода. Стоял у самого внешнего оборонительного контура и смотрел на наш лагерь. Трогал рукой колючую проволоку, гладил ее. Точно ласкал. А там ведь… триста восемьдесят вольт рабочего напряжения.
Он провел рукой по лбу, отгоняя паутину горького воспоминания.
— Военные предлагали его гранатометом… Но Добровольцев не разрешил. Как знал наш шеф! Ровно на пятнадцатый день Еремей впервые не вышел из подземелий. И больше уже не показывался никому из нас на глаза.