Пока герр Дитер, ради такого случая прилетевший с курорта в обществе своей похожей на вяленую скумбрию супруги, поздравлял офисных сидельцев и говорил положенные по протоколу благоглупости, Фаина, стоявшая в самом удаленном ряду, шепотом заливала в мозги молодого дизайнера Димы (22) последние пожелания по дизайну летнего каталога. Тот обреченно кивал, косясь голодным взглядом на пиршественные столы, они недотрогами жались к белым офисным стенам.
Наконец всех пригласили поднять бокалы. Первый тост – за Клуб. Второй – тоже, в общем-то, за Клуб. На третьем начался стандартный фуршетный разброд.
Вкушать бутерброды с красной рыбой Фаине довелось в обществе трех молодых переводчиков. Их лица казались знакомыми, однако имен она не знала. Переводчики держались своей компанией, и, казалось, не особенно следили за происходящим. Они запивали бутерброды жадными глотками шампанского.
– А я Бармалея недавно видел, в метро, – хвалился первый переводчик.
– Ну и как он? Что-нибудь пишет? – интересовался второй.
– Ага. Сиквел по Маркесу. «Полковнику никто не чешет» называется.
– Нет, ну я серьезно спросил!
– Если серьезно, то Маммона, по-моему, поглотила художника.
– Он все в той же экономической газете? Аналитиком?
– Ага. Разрабатывает теорию Валового Национального Отката.
– А я тут сюжет для суперского рассказа придумал. Действие происходит на Украине, в русском городе вроде Харькова или там Севастополя. Жилец одной квартиры, главный герой, замечает, что в его дворе, да и повсюду в городе, прокладывают новые трубы. Допустим, он инженер и в трубах немного шарит. Видит – трубы импортные, дорогущие, сечения такого небольшого. Удивляется. Не может понять, с каких дел правительство расщедрилось, типа пенсии по четыре месяца не платят, а тут такая модернизация ни с каких яиц! Неясно также, что по трубам будет поступать – вода, газ или, может, водка? В конце выясняется, что по трубам будут подавать из Львова украинский язык.
– Буа-га-га!
Фаине совершенно не хотелось от них отходить. Пожалуй, случись этот банкет годом раньше, Фаина непременно подружилась бы с ребятами. Можно было бы вместе ходить в «Мексикану» на перерыв, может еще на какие-нибудь концерты. Она бы ставила переведенные ими книжки в самые бойкие места каталога, научила бы их выбивать себе человеческие рояли (так в Клубе называли роялти). А они помогли бы ей набрать наконец штат нормальных, ну хотя бы бывавших за границей, переводчиков вместо тех печальных пединститутских гусынь, с которыми Фаине приходилось столковываться… Потом они начали бы сообща выпивать, сначала как бы проверяя, ощупывая друг друга, а затем как бы вверяя друг другу себя. Чихвостили бы начальство. Ядовито шутили над превыспренними циркулярами директората, над рвачеством отдела маркетинга, над трудами неотвязных энтузиастов, заваливающих Клуб письмами с советами и замечаниями («На странице шестнадцать в вашем каталоге вы изобразили якобы ласточку, но я, как орнитолог с сорокалетним стажем, уверяю вас, что ласточки такого окраса в природе не встречаются, в свете чего требую изменить внешний вид ласточки на такой-то и такой-то.»). Она могли бы стать им другом. Всё лучше, чем слыть пассией Вениамина. А вот, кстати, и он.
– Мне нушна типе шкашать койшто, – прошептал на ухо Фаине Вениамин.
Обочь прыснула со смеху стайка подвыпивших бухгалтерш – как видно, они предвкушали дальнейшее развитие событий.
Подхватив бокалы, Фаина и Вениамин отошли от стола, уже разоренного, к окну, разлинованному вертикальными жалюзи.
– Ну.
– Толька никаму, обищаеш?
– Могила.
– У нас тут шиштему слешения штавят. Руковотить поручили Толику. В панетельник она уже буит рапотать. Шистема шпионит хто кута ходит в Интернете. В шмысле на какие шайты. Кохо заловят на пошторонке, штелают вливание и уволят. Дитер, хаварят, хочит сократить десять человек.
– Спасибо. Учту, – сдержанно кивнула Фаина и окатила Вениамина подчеркнуто благодарным взглядом.
За спиной захихикали на два девичьих голоса. Чтобы порадовать дурех, Фаина положила свою красивую руку на сутулое плечо товарища. Вениамин нескладно оскалился.
– То ешть ты поняла… Ешли што, обращайся ко мне.
– Я поняла, спасибо.
Заиграла медленная и совершенно безликая музыка – такую крутят в западных моллах с гипнотическими целями. Вениамин с откровенным интересом посмотрел на Фаину. А вдруг пригласит танцевать белый танец?
Но Фаина не шелохнулась. Краем глаза она заметила, как ретируется с банкета троица переводчиков. Глаза первого сыто блестели. Двое других обсуждали, где продолжить посиделки – чтобы недорого и прилично.
В противоположном углу зала, подковой обсев праздничную, в платье с янтарной брошью, Волчицу, устроились авторы. Про себя Фаина называла их «писателями легкого поведения». Знакомый детективщик Карманчин, плюгавенький мужчина с испитым лицом отставника, поймал Фаинин взгляд и принялся пригласительно махать ей руками. Подвыпившие мэтрессы, королевы любовных романов и царицы бытовых драм с продолжениями, все как одна с тяжелыми гузнами и хитрыми глазами, присоединились к нему. В первое мгновение Фаина и впрямь решила пойти к ним, для политеса. В конце концов, это их полуграмотные бредни кормят Клуб, и чтобы яблоня плодоносила, ее нужно удобрять, поливать, подрезать и бла-бла-бла, в духе герра Дитера. Но мгновение упорхнуло и Фаина поняла, что никуда уже не пойдет.
Все это было так неглубоко, так невсерьез, что отыгрывать постылые жизненные роли Фаина, обеими руками уцепившаяся за золотые перья жар-птицы, которая вот-вот унесет ее в далекие края, уже не могла.
Мелким шагом двинулась она к лифту.
– Ты куда, Семенова? – развязным голосом крикнула ей вслед секретарша Алена. Ее щеки запунцовели, на блузке – разлапистое винное пятно. – А танцевать?
– Мне позвонить надо, тут не слышно, – извиняющимся тоном сказала Фаина, извлекая из сумочки свой мото-плоско-мобильник. – Я сейчас вернусь.
Но она, конечно, не вернулась.
12
Есть такие женщины – ни в чем никогда не уверенные и все время пытающиеся что-то понять. Одна такая оказалась в соседнем кресле от Фаины.
У иллюминатора, справа, храпело лицо арабской национальности (рейс был ночной) и величественных рассветных видов, способных настроить на философствования даже автопилот, Фаине было не увидать.
Почти сорок минут пути она сонно разглядывала эмблему авиакомпании на подголовнике перед собой – голубой овал по-отечески обнимал три латинские буквы. Попивала красное сухое – его наливала стюардесса. Потом считала синие и черные клетки на своей плиссированной юбке, пошитой не то «под школьную», не то «под татушек».
Вот выкатили тележки, раздали завтрак – жесткий бифштекс, безвкусная холодная булка, уксусный огурец. Пиршество венчал сладкий чай-мочай и шоколадка с изображением самолета.