Вход на боевую башенку теперь охранялся двумя алебардистами (вполне по Морскому уставу), но Самеллан крикнул им, что Эгина можно пропустить.
Эгин поднялся наверх и здесь, наверху, впервые почувствовал, что ветер крепчает.
– Что вам, рах-саванн? ― спросил Самеллан довольно дружелюбно.
– В первую очередь скажите мне, милостивый гиа-зир, не отрываю ли я вас от исполнения ваших прямых капитанских обязанностей?
Эгин был учтив до тошноты и тем сам себе противен.
Самеллан расхохотался.
– Куда они денутся, эти обязанности? Офицер парусов все прекрасно знает без меня. Он, ― Самеллан ткнул в рулевого, ― тоже понимает, что его дело крутить этот бублик туда-сюда, чтобы корабль шел строго по Персту Севера. Я бы мог сейчас спокойно идти жрать, да только что-то новый ветерок мне не по душе. Хочу посмотреть, к чему идут дела на небесах.
Казалось, что не было сегодня убийственного грохота «молний Аюта», не было отчаянной абордажной бойни, не было Норгвана и его бегства в небытие от карающей десницы Самеллана. Самеллан выглядел свежо, был чисто вымыт и, похоже, успел сделать пару глотков гортело, хотя от него и не пахло. Но как умеют пить иные виртуозы при исполнении служебных обязанностей, Эгин прекрасно представлял, поэтому не сомневался в том, что Самеллан навеселе. Это было ему, в общем-то, на руку.
– Я рад, Самеллан… вы позволите обращаться к вам по имени?
– Никаких вопросов, Эгин! ― Самеллан развел руки в радушном жесте.
– В таком случае, мне бы хотелось удовлетворить свое непраздное любопытство по поводу Норгвана.
Самеллан заметно помрачнел и многозначительно оглянулся на рулевого.
– Знаете, Эгин… ― протянул он. ― Если бы я не был уверен в том, что вы вполне порядочный человек, отягощенный своими служебными предрассудками и искренними заблуждениями, я бы, пожалуй, предложил бы вам высосать знание о Норгване из обломков его паршивого панциря. Но поскольку вы явно облечены доверием уважаемого пар-арценца и не праздновали труса в сегодняшней битве, я готов ответить на любые ваши вопросы. Кроме личных, разумеется.
Говоря так, Самеллан начал спускаться с башенки. Он явно хотел поговорить без свидетелей.
Прямодушие Самеллана вызвало в Эгине неожиданный прилив симпатии.
– Благодарю за доверие, Самеллан, ― бросил Эгин в могучую спину капитана и последовал за ним.
Они стояли на корме, глядя, как медленно, но неумолимо набухают тяжелые тучи на юго-западе. Это было жуткое зрелище ― жаркое, слепящее солнце над головами и верхняя кромка туч, горящая расплавленным золотом, которое медленно перетекает в густую фиолетовую темноту.
Эгин молчал. Теперь он знал многое, но не все. Сыпать словами на ветер не хотелось. Ему нужно было обдумать вопросы. Вопросов должно было быть мало, а ответов ― много.
Самеллан был родом из Аюта ― загадочного южного соседа Варана. Ают не имел почти никаких контактов с внешним миром. Только торговля. Очень ограниченная торговля лучшим вином во всем Круге Земель. За вино аютские государственные купцы и купчихи (о да, женщины Аюта имели там едва ли не больше прав, чем мужчины) просили всегда одно и то же ― оружие. Хорошее оружие! Больше хорошего оружия! Ласарская сталь? Нет? Тогда можешь засунуть свой клинок в свою тухлую задницу! Приблизительно так общались выходцы из Аюта со своими торговыми партнерами. Их ненавидели, но почти никогда не трогали. Потому что аютское вино ― настоящее аютское вино, разумеется, а не те варварские подделки, которыми полнился Круг Земель по обе стороны Хелтанских гор, ― это вино пьянило, не опьяняя. Самые неприступные красавицы, опорожнив кубок «зимнего аютского», могли пасть в объятия своего пажа по первому щелчку его пальцев. Мужчина, выпив аютского, становился неукротим в любовных схватках и неистов в сече. И голова наутро после аютского оставалась чиста, как холодные небеса над Северной Лезой, где лето не знает ни дождей, ни глухих ночей. Кроме винодельческих секретов, в Аюте около ста лет назад был открыт еще и секрет огнетворительного зелья. Там же были созданы первые, крайне несовершенные «молнии», которые, невзирая на все их несовершенство, оберегались как зеница ока, и лазутчикам из Опоры Вещей, равно как многомудрым северянам и многохитрым южанам, никак не удавалось подступиться к нему на протяжении восьмидесяти лет.
И вот тогда появился Норгван. Двадцать лет назад он был сравнительно молодым и сравнительно бесталанным эрм-саванном Опоры Вещей, которого в один прекрасный день озарило очень простое, но от этого не становящееся менее гениальным открытие. Если секрет огнетворительного зелья и «молний» не удается выкрасть, значит, надо сделать так, чтобы люди Аюта сами вверили его в руки бдительных аррумов Свода Равновесия.
Самеллан был найден довольно быстро. Он тогда тоже был молод, но, в отличие от Норгвана, обладал незаурядными талантами купца, а заодно и собственной торговой посудиной. Торговал он, разумеется, аютским вином. Его компаньоном была жена, что для Аюта особой редкостью не являлось. А двоюродная сестра Самеллана служила в аютской Гиэннере. «Вам, конечно, рассказывали, Эгин, что такое Гиэннера?» ― полувопросительно-полуутвердительно заметил на этом месте своего рассказа Самеллан. Эгин мог только молча кивнуть. Разумеется, он сразу догадался, что именно должность двоюродной сестры Самеллана сыграла с ним столь злую шутку.
Опора Вещей сработала топорно, но надежно. Когда корабль Самеллана прибыл на традиционную весеннюю ярмарку в Нелеоте, которая всегда приурочивалась к празднику Тучных Семян, жена Самеллана была похищена Норгваном и приданными ему людьми Опоры Вещей. Потом перед Самелланом были поставлены очень простые условия: молчание, покорность, секреты огнетворительного зелья (которое, кстати, по словам Самеллана, называлось «даггой») и «молний Аюта» в обмен на жизнь его жены, которую он любил страстной и преданной любовью. Самеллан, разумеется, тогда не догадывался, что виновником его злоключений является варанский эрм-саванн по имени Нор-гван. Самеллан тогда вообще был уверен, что имеет дело с харренитами.
Все это, впрочем, сути вопроса не меняло. Самеллан, конечно, принял условия и, получив свидание с женой, убедившись, что она жива-здорова и кормят ее хорошо, отплыл в Ают с навязанной ему легендой, что его супруга повстречала на ярмарке какого-то грютско-го богатея-табунщика, наставила ему, Самеллану, рога и бежала с проклятым грютом в Гердеарну. К сожалению, печаль Самеллана по возвращении в Ают была вполне непритворна, ибо его сердце действительно было разбито.
Самеллану предстояла очень непростая задача ― выудить у своей двоюродной сестры самые сокровенные секреты Аюта. Это при том, что Гиэннера охраняет свои тайны ничуть не хуже, чем Свод Равновесия. И тогда Самеллан сделал то, что в «Геде о Герфегесте» сделал пресловутый Стагевд, ведомый одновременно и похотью, и властолюбием. Самеллан соблазнил свою сестру. Любовь и жалость к супруге, которые преисполняли все его существо, обратились безудержной страстью. Ают ― не Варан. Ают не знает понятия «обращения», В Аюте мужчина и женщина могут делать все и более чем все, и это отнюдь не порицается. Да и ласкать страстно и безудержно свою двоюродную сестру он мог на вполне законных основаниях, ибо по обычаям Аюта подобная связь не считается кровосмесительной. У Самеллана времени было вполне достаточно ― люди Норгвана договорились с ним, что их следующая встреча произойдет все в том же Нелеоте ровно через год, на следующем празднике Тучных Семян. Разумеется, Самеллан волен не приплывать, но в этом случае голова его жены не замедлит прибыть в Ают в несколько подпорченном виде.