– Ладно, давай на «ты», – согласилась Марьяна. – Какая разница. Ты, вы… Мы ведь друг друга совсем не знаем. И вряд ли узнаем. Ты, вообще-то, меня слушал?
– Еще как слушал, – подтвердил Кайсаров. – Кстати, возник вопрос. Почему твой жених и лучшая подруга познакомились так поздно? Прямо перед вашей несостоявшейся свадьбой?
– Сначала я боялась сглазить. – Марьяна трубно высморкалась. – Встретила парня, влюбилась как сумасшедшая. И подумала: «А вдруг, если я стану трепаться о своей любви, начну со всеми его знакомить, он возьмет и сбежит?» Так часто бывает. Сболтнешь лишнее, и счастье улетело, как пух одуванчика. Потом эта наглая конопатая сволочь, то бишь Капитонова, уехала на стажировку… Лучше бы она там переломала ноги и полгода пролежала в гипсе.
– Ну да, а потом вернулась бы, познакомилась с твоим мужем и довела бы вас до развода, – возразил Кайсаров. – Раз уж эти двое спелись сразу, как познакомились, такое произошло бы в любом случае. Зато тебе было бы в сто раз больнее.
– Возможно, ты и прав. – Марьяна подняла голову и попыталась вглядеться в лицо мужчины, который на сегодняшний вечер согласился стать ее жилеткой.
Он ответил ей улыбкой, и Марьяна тут же сказала:
– Смешно выглядит. Ничего не вижу, одни белые зубы. Ты как Чеширский кот, только зубастый.
– Кот Андрюша, – сказал Кайсаров.
– Звучит отвратительно, – фыркнула Марьяна.
– Сам знаю, – ответил тот. – У меня в последнее время с чувством юмора что-то совсем плохо. Заработался я. С женой непонятно что. Не то я ее разлюбил, не то она меня.
– Почему ты замолчал? Теперь твой черед рассказывать скверные истории, – сказала Марьяна. – Только батистового платочка у меня нет, тебе не во что будет рыдать.
– Сойдет и бумажный, – отозвался Кайсаров так серьезно, как будто действительно собирался разводить сырость. – Для скупых мужских слез и такого хватит. М-м… Что же тебе рассказать?
– Самое ужасное, что с тобой случилось в жизни.
Они стояли плечом к плечу, очень близко друг к другу. Кайсаров чувствовал, как пахнут ее волосы, чувствовал даже ту капельку духов, которая заставляла его исступленно принюхиваться.
– Самое-самое ужасное? – переспросил он, стараясь стряхнуть с себя пробудившуюся чувственность. – Однажды, когда я был еще молодым, поехал в спортивный лагерь. И там встретил одну девушку, с которой, как мне кажется, мог бы прожить всю жизнь. Но потом я здорово заболел и долго валялся в лазарете. А когда вышел, девушка уже уехала.
Марьяна повернулась и теперь смотрела на него. Он видел, как блестят ее глаза – сейчас, в осенней темноте они казались огромными и удивительно светлыми.
– Так вот… Самое скверное. Я не стал искать ее. – Кайсаров сглотнул, чтобы голос его не выдал. – Даже не попытался. Не знаю, что на меня нашло. Я был в отчаянии, я страдал, сходил с ума, но… Ничего не сделал. Такой вот жизненный выбор. А теперь…
– А теперь, – эхом повторила Марьяна.
– А теперь мне дико хочется целоваться, но я не стану лезть, потому что обещал.
И в этот момент пошел снег. Самый настоящий снег. Он повалил с неба и мгновенно запорошил все вокруг, включая скамейки, длинную дорожку вдоль берега, кусты, деревья – все! Кайсаров заодно с Марьяной почему-то стал визжать от восторга и бегать кругами, как пес, долго просидевший взаперти. Пока с неба сыпались крупные хлопья, они оба носились по траве, осаливая друг друга, и так хохотали, словно выпили не фляжку коньяка, а целую цистерну. Кайсаров в своем парадно-выходном наряде выглядел настоящим шизофреником, благо никто не видел его со стороны – на набережной почему-то было пусто, словно все жители города этим вечером решили не выходить на улицу.
В конце концов он почувствовал, как внутри у него что-то взорвалось, и легкие до краев наполнились воздухом. Сразу стало легче дышать, и он вдруг понял, что у него мокрые глаза. И снег тут совершенно ни при чем.
– Хорошо побегали, – призналась запыхавшаяся Марьяна, когда они наконец остановились – ошалевшие от происходящего и до странности счастливые.
И тогда Кайсаров схватил ее в охапку и все-таки поцеловал. В его новых легких хватило воздуха на очень долгий поцелуй. На такой долгий, что Марьяна в конце концов почувствовала, что сейчас просто задохнется в его объятиях, и стала вырываться. Она вырывалась не потому, что ей не нравилось с ним целоваться, а потому, что как раз очень нравилось! И это было невыносимо, невозможно, совершенно ни к чему.
– Это не считается, – быстро сказал Кайсаров, отпустив ее. – Я не приставал. Просто такие эмоции… От свежего воздуха. Мы пойдем ужинать и не станем об этом говорить.
– Ладно, – быстро согласилась Марьяна, пытаясь преодолеть слабость в ногах. – Я голодная как волк. В качестве искупления ты меня накормишь. Я хочу борща и какую-нибудь котлету с большим гарниром.
– Вот только одна проблема, – засмеялся Кайсаров. – Мы оба мокрые и грязные, как две собаки. Возможно, от нас даже пахнет псиной. Нас ни в какой ресторан не пустят.
– Ладно, тогда фиг с ним, с борщом, пойдем в пиццерию. Она где-то неподалеку. Там светомузыка и караоке, все поют и прыгают, нас никто не сможет рассмотреть.
Часа два они просидели в душном зале, слушая пение доморощенных артистов, которые лезли на сцену один за другим и время от времени затевали потасовки, отвоевывая друг у друга микрофон. Кайсаров с Марьяной слопали здоровенную пиццу и теперь оба принялись за чай с лесными травами, который пили «вприглядку» с шоколадным тортом. Потому что торт в них категорически не лез.
Кайсаров совсем не обращал внимания на свой перевернутый галстук и грязные разводы на манжетах, а Марьяна, заглянув в дамскую комнату и увидев себя в зеркале, только рассмеялась. Растрепанные волосы, размазанная тушь и праздничный румянец… Прелесть что такое!
– Отличный получился вечер, – заметил Кайсаров. – Я так не веселился со времен института. Спасибо тебе за классную компанию. Вижу, у тебя глаза слипаются. Пойдем, я провожу тебя до гостиницы.
– И разойдемся как в море корабли, – сытым голосом подхватила Марьяна.
Она чувствовала себя счастливой, свободной и удивительно красивой. До ее гостиницы было рукой подать, поэтому заключительная часть прогулки получилась предательски короткой. Было холодно, но ветер утих, а снег давно растаял, хотя на асфальте то и дело попадались островки черного льда. Возле главного входа оказалось довольно оживленно – подъехала маршрутка, и пассажиры выгружали из нее свои сумки и чемоданы. У пожарного гидранта тусовалась компания молодежи, а из чьей-то машины с опущенными стеклами хрипло бормотал Леонард Коэн.
– А можно мы еще разочек поцелуемся? – спросил Кайсаров с видом Карлсона, который уже давно все решил по поводу варенья.
И не успела Марьяна опомниться, как он одним движением развернул ее к себе и принялся целовать самозабвенно, словно упиваясь тем, что этот поцелуй последний и что через несколько минут они разойдутся и никогда больше не встретятся. Он опять не давал ей дышать, и Марьяна в полубессознательном восторге все же подумала, что ее еще никто так не целовал. Никогда. Даже ее идол Северцев. Ее охватил такой жар, что она боялась расплавиться и просто стечь из его рук на землю.