К рассвету мой мозг все же отключился. Мне удалось заснуть. И проспал я двадцать восемь часов кряду.
Первой моей мыслью по пробуждении было «нужно найти Таню». Однако после завтрака я, как сказал бы Бабакулов, «посмотрел на вопрос с критических позиций».
Найти-то ее можно. Но что ей, найденной, сказать? Ведь ясно же было мне сказано: у нее жених! А кто такой «жених»? Жених — это человек, который собирается на Тане жениться.
Это если по-старомодному.
А если по-современному, то это просто какой-то парень, с которым у Тани близкие отношения. Интимные даже, наверное. А почему нет? Возможно, этот парень такой же пилот, как я. А может, и не пилот. Простой звездолетчик. И служит сейчас на каком-нибудь заштатном (но тоже неизменно геройском) тральщике за тысячу парсеков отсюда. Что же это получается, я буду у героев отбивать девушек?
Нет, товарищи. Лучше сдохнуть.
С другой стороны, ведь ясно, что совершенно необязательно было за Таней ухаживать (хотя и хотелось). Что можно ограничиться связью чистой и непорочной.
Я же не сексуально озабоченный подросток.
Я, что называется, «все понимаю».
Я согласен «просто дружить».
Но вдруг она поймет меня неправильно? Подумает, что пристаю? И обидится? Но главное, смогу ли я удержаться на волне чистой дружбы и исподволь не соскользнуть в черную пропасть любви?
Прошел день. Потом еще один. А я все думал: «Надо найти Таню».
Эта фраза стала для меня чем-то вроде молитвы, которую я повторял, чтобы не терять связи с реальностью.
Правда, никаких действий в этом направлении, не скрою, я не предпринимал.
Наверное, в жизни каждого мужчины есть место трусости.
Однако мне повезло. Потому что Таня нашла меня сама.
Скажу пару теплых слов о комнате, куда меня поселили.
Площадь — всего десять квадратов. Но зато — с отдельным санузлом и окном, выходящим во внутренний двор общежития, заваленный всяким архиполезным мусором вроде алюминиевых контейнеров и обугленной металлочерепицы. Еще в комнате имелась стандартная мебель и в качестве незапланированных бонусов — видеофон и ваза с искусственными розами.
Комната была бы идеальной. Если бы не одно обстоятельство. До того, как в нее определили меня, там жил офицер связи лейтенант Петр Юхтис.
В ночь на 16 марта лейтенанта Юхтиса завалило в подземном узле связи космодрома Глетчерный. А комната досталась мне. Вместе с его личными вещами.
Убирать вещи скромного связиста оказалось некому. Всем было не до того. Даже постель после лейтенанта Юхтиса для лейтенанта Пушкина не перестелили.
Забыли, наверное.
В шкафу висели резко пахнущие вещи лейтенанта — человека рослого, легко потеющего и не слишком опрятного.
Ha умывальном столике сохли его бритвенные принадлежности.
Его планшет старинной модели, раззявив пасть, искоса посматривал во двор с подоконника. А некая смазливая чернокудрая особа томно улыбалась с фотографии, что стояла в рамке из морских ракушек на столе.
Невеста? Жена? Любовница? Как обычно — имеются варианты.
Не только в шкафу, но и по всей комнате витал телесный дух лейтенанта Юхтиса — одеколон «Огуречный» напополам с сигаретами «Афрорусич» (на пачке улыбающийся негр в косоворотке, табак сладкий, алжирский). А под койкой, словно лягушки на земляном берегу цвелого пруда, отдыхали ношеные лейтенантские носки числом две дюжины…
Что сделал бы культурный человек на моем месте? В первое же утро собрал вещи лейтенанта в коробку и отнес эту коробку дежурному по этажу. Дескать, разберитесь.
Но я не собрал. И не отнес.
Наверное, культура во мне временно закончилась. Иссякла. Как вода в степном колодце засушливым летом.
Да оно и понятно — после развороченных осколками трупов вас вряд ли бросит в брезгливую дрожь при виде чьего-то, пусть трижды нестиранного белья.
Так я и жил среди всего этого, будто сам был лейтенантом Юхтисом. Даже постель не поменял. И новой зубной шетки себе не справил.
Однако о своем бытовом разгильдяйстве мне пришлось горько пожалеть, когда в окошке видеофона я увидел… милое Танино личико.
Честно говоря, поначалу я просто не поверил своим глазам.
— Александр? — спросила Таня, близоруко моргая в камеру. — Мне нужен лейтенант Пушкин!
— Сейчас, одну минутку, — буркнул я, однако видеорежим не включил, ограничившись звуковым. Танин вызов застал меня лежащим на кровати с сигаретой в зубах. На мне были форменные брюки и несвежая майка. Пепел я стряхивал по-простому — за кровать. Двухдневная щетина и нечесаная голова довершали композицию. В старых фильмах, которые крутили нам на курсе «История культуры», в таком виде изображали офицеров, разложившихся в морально-бытовом отношении.
Я бросился в ванную — именно там, по моему мнению, должна была находиться расческа. Держи карман шире! Сунулся было к вешалке за курткой, как тотчас вспомнил, что не далее как утром отдал ее в химчистку на первом этаже. О Господи!
— Я, наверное, не вовремя… — смущенно сказала Таня. — Я, пожалуй, вам позже перезвоню, ладно?
Я не на шутку испугался: «А вдруг не перезвонит?!» И еще: «Небось думает, что я черт знает чем тут занимаюсь!» Я живо стянул майку и принялся застегивать на себе белую рубашку лейтенанта Юхтиса, как вдруг обнаружил, что сигарета, которую я вроде бы затушил о бельевуютумбочку, тлеет на ворсистом коврике возле кровати, выжигая в синтетическом руне плешь, наполняя воздух гарью…
— М-мать твою!
«Еще не хватало, чтобы пожарная сигнализация сработала!» — в отчаянии подумал я. И живо представил себя, плывущего брасом к входной двери сквозь пенные буруны пиродепрессанта.
— Что вы сказали? Вы меня вообще слышите, Саша?
Прыть я проявил неописуемую.
За одну-единственную минуту я умудрился ликвидировать пожар при помощи тапка лейтенанта Юхтиса с внушительной дыркой на месте большого пальца, разоблачиться, облачиться в парадную форму, возвратиться к видеофону, натянуть на лицо улыбку и нажать на кнопку «видео». Неудивительно, что разговор, который состоялся между нами, отдавал чем-то комедийным.
— Здравствуйте, Танюшка. Извините меня за конфуз… Тут у меня… Вы не поверите, небольшой пожар!
— Так, значит, я все-таки не вовремя…
— Вы всегда вовремя!
— Даже во время пожара?
— Во время пожара особенно. Шутка. То есть поймите меня правильно. Да вы не бойтесь! Ничего серьезного! Просто сигарета на коврик упала.
— Я, собственно, по делу вас беспокою, вы не подумайте!
— Да я ничего такого и не думаю!