Меньше всего на свете Ирина ожидала, что посреди ее собственной кухни будет сидеть Иван Чемезов собственной персоной. Сидеть – и пить чай с ее мамой. Ирина всплеснула руками и осела на ближайший стул, заботливо подставленный ей Марией Николаевной.
– Как видишь, мы тебя ждали. Я как знала, напекла-таки пирогов. Сейчас подогрею. Ваня, вы мне не поможете, а то чайник тяжелый?
– Сию секунду! – Иван вскочил и пошел к раковине.
– Да подождите вы с чаем! – крикнула Ирина. – Откуда он-то тут взялся?!
– Прилетел, – сказал Иван и склонился, чтобы набрать в чайник воды.
– Вот спасибо. Ирочка, а ты видела, какой красивый портрет написал Ваня? Представляешь, он мне его подарил! Твой папа был бы так счастлив!
– О чем она говорит?
– Сама посмотри, – пожал плечами Иван, а затем демонстративно сел на свое место, подцепил пирожок и принялся его уплетать. – Господи, Мария Николаевна, как же вкусно! Ни в сказке сказать, ни пером описать!
– Куда?
– Ой, иди, я покажу. – Мария Николаевна потащила Ирину в комнату, в середине которой стоял портрет – тот самый, над которым Иван работал все время их знакомства, за исключением последней пары недель. На нем Ирина, в терракотовом платье, в широкополой шляпе, – летит по небу, придерживая шляпу изящно изогнутой рукой. На ее ногах – только одна туфелька. Вслед за ней летят цветы, два кота, какая-то газета…
– Ты его закончил? Когда?
– Иногда по ночам я бросал эту дурацкую поддельную «Завалинку» и принимался писать тебя. Потому что это – единственное, что мне по-настоящему хотелось делать. Я готовил ее к Питерской выставке.
– Представляешь, Ириша, ты будешь выставляться в художественных залах! – улыбнулась Мария Николаевна.
– Я не хотела бы…
– Это мой портрет, Ира! – возмутилась мама. – И я ему разрешаю. Знаешь, как он называется? Твой портрет?
– Воровка на доверии? – предположила Ирина, и колючий взгляд темно-зеленых глаз обжег и поранил Ивана.
– «Девушка без имени». Мне кажется, это просто отличное название для картины. Очень по-старомодному, в хорошем стиле, – щебетала мама.
– Как ты меня нашел? – спросила Ирина, продолжая смотреть Ивану в глаза.
– Почему ты скрывала от меня, что твоя дочь пропала?
– Это не твоя война и не твоя беда, – пожала плечами Ирина. – Но теперь ты видишь. Я вовсе не принцесса, с которой можно жить долго и счастливо. Я – полный кошмар, разбитое корыто, и все мои мысли только о том, как найти ее. Жизнь моя – это слезы.
– Тогда я стану плакать вместе с тобой. Я просто буду рядом.
Ирина огляделась и поняла, что ее мама вышла из комнаты, тактично оставила их одних. Как этот русоволосый Иван умудрился так быстро завоевать ее доверие? Что именно он ей сказал? Что утаил? Ах да, конечно. Портрет. Чье сердце устоит перед чудесным изображением дочери? Картина и вправду удалась. В ней было так много света, так много нежности и любви, что это ошеломило Ирину. Неужели он видит ее такой?
– Прости меня. Прости меня за все, Ира, – пробормотал Иван и подошел к ней в нерешительности.
– Это я должна просить прощения, – покачала головой она, но Иван обхватил ее своими ручищами и прижал к себе, поставив точку на любых возражениях. Она здесь, дома – в его руках, под защитой его любви. Она больше не должна оставаться один на один со своими демонами, и можно тихо плакать, уткнувшись ему в грудь.
– Ш-ш-ш, милая. Мы найдем ее. Расскажи мне все. У меня есть связи. Твоя мама сказала, что ты подозреваешь свою бывшую свекровь. Что тебе удалось выяснить?
– Я… практически ничего, – замотала головой Ирина, и слезы бурною рекой полились из ее глаз. – Только то, что она уехала из Москвы и не хочет со мной встречаться. Так она и раньше не хотела со мной встречаться.
– Но это не значит, что ты ошибаешься, – сказал Иван. – Нужно обязательно найти ее. Просто чтобы убедиться. Обязательно нужно убедиться.
– Да? – всхлипнула Ирина. – Ты тоже так считаешь? А Марк – он говорит, что я должна успокоиться и ждать.
– Но разве возможно ждать в такой ситуации? – возмутился Иван. – У этого твоего Марка, черт его знает, кто это такой, у него самого есть дети?
– Нет! – кивнула Ирина.
– Ну, тогда он не может понимать, через что тебе пришлось пройти. Бедная моя, бедная. Как же ты молчала? Не представляю, носить в себе такое!
– Так, дамы и господа! Пироги готовы! И я вас уверяю, они горячее не становятся, – крикнула Ирина мама, прислушиваясь к звукам в гостиной. Через несколько минут все они уже сидели за столом в тесной кухне и уплетали пироги. Мама любовалась дочерью и смотрела с интересом на этого странного, но вполне приятного художника, прилетевшего сюда, в Санкт-Петербург, чтобы признаться ее дочери в любви.
Она никогда не одобряла Сашу Ланге, хотя и не могла толком объяснить, что именно с ним не так. Она прожила на этом свете чуть дольше Ирины и знала, что к чему: научилась видеть, за чьими синими глазами прячется несчастье. Ей, вдове, пережившей уже потерю безумно любимого мужа, теперь было видно больше, чем молодым и влюбленным девчонкам. Саша был мальчиком честным, открытым, к тому же красавцем, каких еще поискать. И все же в нем была какая-то буря, неспокойствие. Слишком много было дано ему от природы, слишком молоды они с Ирой были оба. Их любовь – как бурлящая река, она разбивала их о камни, оставляя шрамы.
В глазах этого Ивана Мария Николаевна видела нежность и надежду. В его спокойной улыбке она видела счастье, яркие, жаркие ночи и долгие холодные вечера, проведенные вместе, она видела уютную кухню, спокойные разговоры, планы на лето, видела их детей.
– Ой, Ириша, я же совсем забыла! Тебе же Марк звонил! Он вчера до тебя не смог дозвониться, просил меня передать, чтобы ты перезвонила. Ему нужно что-то у тебя то ли спросить, то ли поручить. Я не поняла.
– Это, наверное, из-за меня! Я же ему звонил, искал тебя! – воскликнул Иван, и в дальнейшие несколько минут Ирина узнала, как именно Иван нашел ее, да еще и так быстро.
– Неужели тебе действительно помогала Наталья?
– Ты представляешь?
– Ну, если ты так любил ее, она не может быть плохой женщиной, – предположила Ирина, набирая номер Марка. Занято.
– Но неврастеничкой все равно – может. Так вот, я, наверное, твоего Марка обеспокоил. Вот он и хочет тебя предупредить.
– Я не могу ему дозвониться. Занято, – пробормотала Ира, снова нажимая кнопку набора. Вернее, сенсор. Кнопки тоже остались в прошлом, вместе с дисковыми телефонами, пейджерами, папиными телеграммами-молниями маме, когда и где ей нужно ждать его на вокзалах с очередных гастролей.
– Разговаривает с кем-то? Перезвони позже.
– А вдруг… вдруг он что-то узнал? – Ирина побледнела и отбросила от себя телефон.