– Утесова где найти?
– Где-то с полчаса как ушёл, посмотри, может, в кунге.
– Спасибо. – Поблагодарив, Ефимов вышел из палатки и направился к штабным машинам. Заглянув в кунг одной из них, он увидел начальника штаба майора Перепёлкина, блаженно развалившегося на шконке.
– Разрешите? – приличия ради осведомился Ефимов.
Перепёлкин оторвал голову от подушки. С недовольным видом поднялся и подошёл к прапорщику.
– Я вас приветствую! – совершенно не по уставу поздоровался Ефимов.
– Здорово, – пробурчал майор и уже после рукопожатия высказался о причине своего неудовольствия: – Михалыч, что вы здесь все ходите? Вот у тебя пропуск есть? У нас тут идёт боевая работа!
После этих слов Ефимов окончательно выпал в осадок и еле сдержал улыбку. Его разбирал смех, но, сделав серьёзный вид, развел руками:
– Я же не знал, какие тут теперь порядки, – ещё и добавил в голос извинительную нотку «мол, виноват, исправлюсь», – теперь буду знать.
– Вот, вот. – Начштаба спустился по лесенке вниз. – Вокруг обходить надо. К палатке Утёсова вот здесь пройти можно. – Он показал на протоптанную меж кустов тропинку. – А то я ведь могу часовому и выговор влепить.
– Не надо выговор. – Ефимову всерьёз не хотелось, чтобы кого-то из-за него наказывали. – Меня все знают вот и пропустили, – пояснил он «обстоятельство произошедшего нарушения караульной службы».
Начштаба с высокомерным видом отворотил нос, но промолчал. А Ефимов отправился на поиски капитана Утёсова.
Капитан Утесов громко храпел. Ефимов решил не беспокоить уставшего человека – наверное, тоже всё утро занимавшегося «боевой работой» и, справедливо рассудив, что, если тому сильно надо, он найдёт его сам, отправился к личному составу. И хотя времени до начала смотра оставалось достаточно, подумалось: «Пусть потихоньку начинают готовиться, а то потом метаться начнём». С этой мыслью он и вошёл в палатку.
– Так, орлы, хватит тащиться, собираемся.
– Сергей Михайлович. – К Ефимову неспешной походкой подошёл Фёдор. – Что у нас за задача? «Рамситься» будем? – Он вскинул руки, как бы изготавливаясь для стрельбы.
– Фёдор, куда ты всё время рвёшься? – Ефимов посмотрел на командира отделения, в его глазах промелькнула укоризна. – Боишься, не навоюешься?
Боровиков промолчал, но его взгляд говорил о правдивости сказанного.
– Ты никогда не задумывался над тем, что никто не имеет права отнимать чужую жизнь?
– Но это же мрази! Вы слышали, что они творили в…? Их надо убивать, убивать, убивать, тварей! Я бы их за яйца подвешивал и…
– И чем бы ты был лучше их? – резко оборвал Ефимов.
– Тогда бы просто расстреливал.
– Без разбору? – Сергей усмехнулся.
– А что разбирать?
– Но не все же до единого зверствовали.
– Может, и не все, но остальные видели и не остановили.
– Их следует судить.
– Судить? – В голосе Боровикова появилась ярость. – Просто у вас не было в том посёлке родственников!
– Может быть. – Сергей не собирался спорить. – Но никто не имеет права отнимать чужую жизнь.
– Но вы же отнимаете… – Пауза и резко: – Не задумываясь.
Сказанное прозвучало как обвинение.
– Ты так думаешь?
– Но я же видел, – произнёс Фёдор с вызовом.
– Ты не поверишь, у меня нет никакого желания убивать людей. Была бы у меня возможность быть на своем месте и не убивать, я бы никогда этого не делал. Ты же знаешь, я даже этого слова не люблю. Уничтожить, нейтрализовать, ликвидировать… Лицемерие, но тем не менее. Мне так… не знаю – спокойнее, что ли. Легче. Уничтожить, нейтрализовать – вроде как и не убивал. – Сергей усмехнулся. Усмешка получилась горькой.
– Странная философия. – Фёдор осуждающе покачал головой. – Не люблю, но всю жизнь воюю, а это само по себе подразумевает убийство. Не смешно.
– Ничего странного. Я еду на войну не убивать, а защищать. – Ефимов говорил правду, но все ли в эту правду могут поверить? – При этом мне, чтобы спасти чьи-то жизни, приходится убивать. Спасая жизни своих бойцов, ваши жизни, я действительно убиваю без колебаний. Зная, что, убив бандита-террориста, я спасу несколько жизней простых людей, я со спокойной совестью жму на курок.
– Убийство по необходимости, ха-ха-ха. – Фёдор загоготал. – Ничего смешнее в жизни не слышал.
– Зря смеёшься.
– Хорошо. Террористы – это понятно. А эта война? Что вы делаете на этой войне? На той стороне такие же вояки, как и мы. – Фёдор словно забыл, как только что собирался «растерзать» «таких же вояк», всласть повеселившихся в… – Когда вы в них стреляете, вас совесть не беспокоит?
– Такие же? – Прапорщик не стал пенять Фёдору за его недавнее желание убивать всех укров без разбору. – Не-е-ет. Мы и они – два разных полюса. Они пришли с оружием на эту землю, неся чуждые идеи и враждебных идолов. Они силой оружия пожелали заставить людей поклоняться вражеским иконам – Бандере, Шухевичу. Они пришли и начали убивать. Мы пришли защищать. И если ты спросишь, как чувствует себя моя совесть, не грызёт ли она меня, когда жму на курок? – Ефимов специально не стал говорить военно-канцелярское «спусковой крючок», бросив короткое разговорное «курок». – То я отвечу честно – нет. Взял в руки оружие – будь готов ответить за это, и никакие оправдания не принимаются. Но если у меня будет возможность не убивать, а другим способом вывести человека из круга войны, я сделаю это.
– Взять в плен? – догадался Фёдор.
– Что-то вроде того, – и упреждая вопрос, – да, у нас не всегда есть возможность оставить захваченного в живых. Ты сам знаешь это. – Фёдор согласно кивнул. – Но если такая возможность появится, можно будет передать пленного кому-то ещё или решить вопрос как-то по-другому, я это сделаю. Ты знаешь, я не пытаю пленных. – В голосе Ефимова появилось опустошённость. – И войны затеваю не я. Их начинают другие, а я еду на войну, чтобы кого-то спасти. При этом мне приходится убивать. – Он повторялся. И после секундного раздумья: – Из двух зол выбираю меньшее.
– Сергей Михайлович, вы могли бы убить ребенка?
Чтобы ответить, Ефимову не требовалось много времени на размышления, этот вопрос он много раз в жизни задавал самому себе.
– По определению – в кризисной ситуации, грозящей группе уничтожением, я это сделать должен. – Сергей не собирался лукавить. – Но не знаю. – Он замолчал, формулируя ответ так, чтобы быть правильно понятым. После непродолжительной тишины неопределённо пожал плечами. – Но если бы считал, что этим спасу десятки других детей, наверное, смог бы. Как бы я себя потом чувствовал – другое дело, но смочь бы, наверно, смог.
– А женщину? Я не имею в виду женщину с оружием, женщину – военнослужащую. Просто женщину…