Парня нашли в самом глухом урочище, лежащим навзничь. Как явствовало из картины случившегося, скорее всего хищник напал на Виталия внезапно. Заметить зверя парень успел лишь в самый последний момент. Совершив прыжок, тот толчком лап опрокинул его на спину и тут же вцепился пастью в горло. По мнению судмедэксперта, бедолага умер достаточно быстро – следов агонии заметно не было.
Первый, кто нашел Резенцова, был местный охотник Николай Хоролин. В деле имелся протокол допроса Хоролина. В ходе собеседования с оперуполномоченным тот рассказал, что рядом с телом Виталия он обнаружил довольно странные следы – вроде бы и волчьи, но одновременно чем-то смахивающие и на следы крупной собаки. По мнению охотника, предположительно напасть мог волкособ – гибрид волка с собакой, имеющий силу и агрессивность волка, но при этом, в отличие от настоящего волка, не имеющий врожденной опасливости по отношению к людям.
Исследование в морге ран на передней стороне шеи потерпевшего показало, что они могли быть нанесены только клыками крупного хищника, скорее всего, семейства псовых. Каких-либо иных ран и повреждений на теле Резенцова обнаружено не было. Что еще было отмечено очевидцами – крови рядом с телом погибшего разлито было гораздо меньше, чем следовало бы ожидать. По мнению того же охотника Хоролина, кровь, бьющая из перекушенных артерий, могла быть выпита хищником. Но почему он удовольствовался только этим – осталось без ответа. Судя по всему, именно это и стало причиной появления слуха об волкулаке-оборотне.
Каких-либо улик, свидетельствующих о том, что в этот момент где-то неподалеку находились люди, найти не удалось.
«Или «не удалось»… – мысленно прокомментировал Гуров. – Тут весь вопрос – как искать».
Окончательное заключение гласило: считать случившееся несчастным случаем, который произошел по вине потерпевшего, пренебрегшего элементарными мерами предосторожности, в связи с чем уголовное дело возбуждать нет никакой необходимости.
Закончив с изучением бумаг, Лев встретился с сотрудником райотдела, который возглавлял опергруппу, выезжавшую в Лешакино. Молодцеватый капитан, который явно собирался общими фразами оттарабанить свое повествование о расследовании гибели Виталия Резенцова, наткнувшись на несколько конкретных, прямолинейных вопросов гостя о тех или иных моментах проводившейся ими работы, сразу же несколько потускнел.
Он признался, что – да, «черного археолога» Макса они даже не пытались искать. А зачем? Никто же по поводу его исчезновения заявлений не подавал? Нет. Ну и на кой он тогда «притовокался»? Ну а то, что Резенцов на пару с этим самым Максом занимался противозаконной «археологией», так мало ли кто с кем и чем занимается? На вопрос о тщательности осмотра места гибели Виталия капитану тоже почему-то ответить было нечего. Да, они поляну «как бы» осматривали. «Как бы» искали улики и следы. «Как бы» что-то находили… Да и в опросах свидетелей опытное око полковника сразу же уловило недоработки. Это окончательно стушевало бравого капитана. Ну а констатация Гурова:
– Работа проведена небрежно, расследование поверхностное, формальное… – и вовсе повергла в уныние.
Когда Лев, пренебрежительно бросив на стол скоросшиватель, молча направился к выходу, его собеседник неожиданно окликнул.
– Товарищ полковник! С вашей оценкой согласен полностью… – неловко подкашливая, вполголоса заговорил он. – Но… кое-что хотел бы пояснить в конфиденциальном порядке. Так сказать, к сведению… В общем, когда в августе нас отправили на обследование места происшествия, мне передали негласное распоряжение «удила не рвать», поскольку это «несчастный случай». И пришло оно откуда-то оттуда… – капитан указал взглядом на потолок.
Выслушав это сообщение, Гуров понимающе кивнул и негромко ответил:
– Ясно! Спасибо за откровенность. Будем иметь в виду.
И снова «Волга» помчалась по трассе через холмистую равнину, то минуя болотистые низины и озерца, с еще по-летнему чуть зеленоватой водой из-за размножившегося за жаркие месяцы пресноводного планктона, то ныряя в боры и перелески. Оставив позади себя и Угомоновку, и Трубное, и еще какие-то Демидовку и Камень-Пень, машина наконец-то подрулила к околице не самой большой деревни с несколькими двухэтажками в центре и вольной россыпью разномастных сельских особняков. Вдоль извилистых улиц можно было увидеть и довольно ветхие домишки, «дышащие на ладан», и современного фасона коттеджи состоятельных сельчан.
Завернув в местную администрацию, Гуров застал там лешакинского старосту – крупного мужчину пенсионного возраста, назвавшегося Кириллом Александровичем Крупным. Как особо пояснил староста, Крупный – он не потому, что имеет объемистые габариты, а потому, что его прадед в здешних краях имел самодельную крупорушку и производил разные крупы.
Собеседником Кирилл Александрович оказался очень занимательным – настоящим кладезем ценной информации. Он охотно рассказал Гурову все, что того интересовало о Виталии Резенцове. По словам старосты, Виталий парень был в целом правильный, хотя и не без ветра в голове. По Лешакину он слыл настоящей «присухой» местных девчонок. За него замуж с радостью вышла бы любая. Но сразу после армии он почему-то женился на городской девахе, которая приезжала на лето в гости к своим родственникам.
Лешакинцам очень не понравилось, что столичная «моднявка» в первый же вечер их знакомства сама полезла ночевать с Виталькой на сеновал. Да так и осталась жить у Резенцовых. Родители отделили молодым половину дома, где они и начали строить свое «семейное гнездо». Через год у них родился сын. Но когда ребенку было месяца три, а Виталька в это время «шабашил» в Москве, его «благоверная», снюхавшись с бригадиром среднеазиатских гастарбайтеров, которые строили дом местному коммерсанту, куда-то с ним уехала. Ребенка подбросила родителям Витальки.
Узнав об исчезновении жены, Виталий долго ходил мрачнее тучи. На женщин даже не глядел. Но с этой весны он вдруг начал встречаться с молодой односельчанкой, которая ждала из армии парня, да не дождалась – того тоже, как видно, «захомутала» какая-то пронырливая вертихвостка. Этой осенью они должны были пожениться, если бы не такой вот грустный финал.
По словам Крупного, тот августовский день, когда погиб Резенцов, он помнит хорошо. Погода выдалась ясная, солнечная, на работу идти было одно удовольствие. Шагая в свой «офис», староста случайно встретился с Виталием. Тот выглядел веселым и жизнерадостным. Резенцов шел в сторону околицы, одевшись в старый армейский камуфляж, в руке нес большую ивовую корзину. Ответив на его приветствие, староста поинтересовался, куда тот надумал направиться. Загадочно улыбаясь, Виталий ответил, что идет по грибы.
При этом интонация его голоса с интригующими нотками давала понять, что грибы – это только для «отмазки». А шел он совсем по другим делам. На вопрос Крупного, не желает ли он устроиться водителем школьного автобуса – Виталька имел нужную категорию и считался отличным шофером, тот неожиданно уведомил: «Кирилл Александрович, зачем мне все это нужно? Хватит с меня – и варить, и шоферить… Скоро у меня будет столько денег, что я смогу все Лешакино купить оптом и в розницу».