После этого Герфегест омыл свежую рану целебным настоем и, примостившись в одном из укромных закутков пристани, задремал.
Так Герфегест стал главой Павшего Дома Конгетларов.
12
Рассвет в Поясе Усопших. Он был совсем не таким, как повсюду в Алустрале. Не то чтобы солнце было иным. Но когда оно вставало над горизонтом, диск его казался не ярко-малиновым и не красным, но сиреневым и фиолетовым.
Быть может, тучи губительной пыли были этому виной. Быть может, удушливые испарения заброшенных городов. Ландшафт был исполнен мрачного величия и жути: фиолетовое солнце над свинцовой громадой моря.
Зловещий солнечный диск, показавшийся из-за холмов, был первым, что открылось взору Герфегеста, очнувшегося от тяжелого сна на пристани.
Рана в бедре, где теперь был надежно упрятан Белый Перстень, ныла и сочилась сукровицей. Голова гудела. Во рту стояла горечь. Перед мысленным взором Герфегеста пронеслись картины ушедшего дня: тринадцать кинжалов, алчущих крови своих владельцев; фонтан алой крови, бьющий из горла его двоюродного дяди; малодушие, стыд, жажда жизни.
Герфегест сел, обхватив колени руками, и зажмурился – как будто это могло помочь ему усмирить воспоминания, которыми, словно ударами бича, награждал его воспаленный мозг.
Как вдруг он услышал песню. В первый момент он привычно отмахнулся от услышанного – в Поясе Усопших слух морочили самые разные, самые необъяснимые звуки.
Герфегест успел свыкнуться с тем, что, услышав блеяние барана, можно не торопиться бежать на поиски приблудной животины. В лучшем случае рискуешь найти полый, выбеленный солнцем и ветром рог. В худшем – сложишь свои кости рядом с какой-нибудь безумной статуей бараноглавой черепахи.
Крик о помощи вовсе не означал, что кто-то нуждается в ней. Скрип телеги, донесенный ветром, плач ребенка, гром – все это было иллюзиями, на которые Пояс Усопших был весьма щедр.
Но в этот раз что-то подсказывало Герфегесту, что он слышит подлинные звуки подлинной песни.
Спустя некоторое время он сообразил, что песня принадлежит злосчастному приютителю пиратов, чернокнижнику и заклинателю морских гадов Нисореду. Правителю Суверенной Земли Сикк. Человеку, ради которого-то Конгетлары и отправились в эти гибельные места. Человеку, о котором они напрочь забыли в тот самый момент, когда на горизонте показался корабль с гербом Дома Конгетларов.
Воин, прими от меня
В дар за услады ночные
Лучший недуг, чем вино, —
Жизни пьянящий сосуд.
Это были всем знакомые слова стародавней песни.
Герфегест слышал ее в детстве и никогда не мог понять, отчего жизнь называется «пьянящим сосудом»? И отчего она «лучший недуг», чем вино? И отчего жизнь вообще «недуг»? И что это еще за «услады ночные»?
Когда ему исполнилось двадцать, Герфегест уже знал ответ на последний вопрос. И лишь прошедшей ночью последний уцелевший Конгетлар понял, что жизнь и впрямь может быть страшным недугом. Хворью более зубастой, чем проказа, более мучительной, чем оспа. Потому что жизнь – это совесть.
Голос у Нисореда был на удивление неплохим. На удивление – поскольку Нисоред со вчерашнего утра лежал, отирая животом холодный пол в одном из портовых строений с проломленной крышей, дожидаясь, когда его, словно бурдюк, отнесут на корабль и бросят в трюм. Он был добычей, а с добычей Конгетлары церемониться не привыкли.
Едва ли Нисоред смог выскользнуть из веревок – Конгетлары использовали свой собственный способ обездвиживать жертву. Сначала легкая, но очень прочная веревка из конского волоса обвязывалась вокруг больших пальцев рук, заломленных за спину и скрещенных весьма противоестественным образом. Затем она, подпоясав жертву, связывала намертво большие пальцы ног. Человек, связанный таким образом, мог лежать только на животе. Пытаясь высвободиться, он лишь затягивал путы и доставлял себе лишние мучения.
Ходили слухи, что нескольким удальцам из Дома Хевров удавалось высвободиться из «паутины Конгетларов», но на то они и Хевры. Танец Тростника, одно из Младших Искусств Алустрала, сообщал их телам податливость и нечеловеческую гибкость, позволявшую им делать то, что недоступно всем остальным.
Кстати, в смысле политической гибкости Хевры тоже не знали себе равных. Оно и понятно – Свен-Илиарм, их вотчинный остров, находился в самом центре Империи. Именно на нем была расположена столица Алустрала. Именно земли Хевров окружали императорскую резиденцию. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Но Нисоред не был Хевром. Поэтому Герфегест, влекомый отчасти состраданием, а отчасти любопытством, опрометью бросился туда, откуда доносилась песня.
Нет, Нисоред не был Хевром. И все-таки ему удалось освободиться от пут! Причем, судя по всему, не только что! Как и вчера, вокруг отшельника были разложены фигуры для игры в нарк. Как и вчера, перед ним был непонятный рисунок, выложенный из палочек.
Живые подвижные глаза Нисореда с любопытством воззрились на ошалевшего Герфегеста.
Еще по пути в разрушенное строение Герфегест принял решение отпустить пленника. Путь Ветра запрещал бессмысленные убийства. А продолжать действовать по намеченному плану и исполнять обещание, данное Пелнам, было в высшей степени бессмысленно.
Но Нисоред явно перещеголял Герфегеста великодушием. Он освободился сам и, похоже, мог спокойно отправить Герфегеста вслед за остальными Конгетларами, пока тот спал.
– Я все слышал и я все видел, – сказал Нисоред, упреждая вопросы Герфегеста. – Думаю, что новый глава Дома Конгетларов не станет убивать скромного искателя истины. Или все-таки станет?
«Не станет убивать… глава Дома Конгетларов…» Польщенный Герфегест, не изменившись в лице, вложил меч в ножны и скрестил руки на груди в знак мира. Нисоред был первым человеком, поприветствовавшим нового Хозяина Проклятого Дома.
– Мы не враги больше, Нисоред. И я не причиню тебе вреда. Наши дороги отныне расходятся. Но если хочешь, я могу отвезти тебя назад в Суверенную Землю Сикк. Вдвоем мы, пожалуй, сможем управиться и с парусом, и с кормовым веслом.
– Я признателен тебе, молодой глава Дома Конгетларов. Ты человек долга и, не сомневаюсь, человек слова. Но я не выйду в море. И не советую тебе подыматься на борт одного из двух ваших кораблей.
Сдержанно и в то же время вопрошающе Герфегест пожал плечами. Почему бы и нет?
– Старый Порт Калладир – очень дурное место. Оба корабля не доживут до заката следующего дня. Им суждено стать пищей Густой Воды. Я вижу это так же отчетливо, как видел кинжал, поднесенный к пульсирующей дороге жизни у шеи жестокого Лаки Конгетлара. Ты можешь не верить мне. Ты волен поступать, как сочтешь нужным. Но даже если я ошибаюсь, тебе все равно не сойти на сушу, ибо четыре файеланта, пустившиеся в погоню за Вадой Красивым, будут здесь, когда на землю сойдут сумерки.
Сдержанность впервые изменила Герфегесту за прошедшие два дня. Он смутился и потупил взор. Он чувствовал себя самой никчемной тварью на земле. И при этом самой несчастной тварью!