– Да… – едва слышно ответил он. – Я понимаю… спасибо… спасибо.
Они долго молча стояли посреди гостиной и обнимали друг друга так крепко, словно от этого зависела их жизнь. Лилли слышала тяжелое дыхание Остина и чувствовала, как бьется его сердце.
– Я знаю, каково это – чувствовать себя беспомощным, – наконец сказала она, взглянув в глаза Остину. Их лица почти касались друг друга, дыхание сливалось воедино. – Еще недавно я была настоящим образцом беспомощности. Ходячей катастрофой. Но мне помогли. В меня вселили уверенность. Меня научили выживанию.
Остин крепче прижал ее к себе и прошептал:
– Именно это ты, Лилли, сделала для меня.
Лилли нежно поцеловала его в лоб и прижалась к нему всем телом. Боже, как она любила его. Она готова была бороться за него, бороться за их будущее, бороться до последней капли крови. Она перебирала пальцами его длинные локоны и обнимала его, но в голове вертелась лишь одна мысль – мысль о том, как стереть в порошок каждого из чертовых монстров, которые угрожали им.
Губернатор встретил закат, сидя в одиночестве на безлюдных трибунах гоночного трека. Ветер гонял мусор по пустынной арене. Солнце погрузилось в облака, и в сером от клубящейся в воздухе пыли небе замелькали золотые и малиновые сполохи. По треку заскользили крошечные смерчи. День близился к концу, и все это как нельзя лучше соответствовало задумчивому настроению Филипа Блейка.
Великий полководец однажды назвал такое время «затишьем перед бурей». Филипу казалось, что эти слова прекрасно описывали ситуацию. Сгущались сумерки, и он набирался сил, представляя себе славную битву и собственное торжество в тот момент, когда напавшая на него стерва будет разорвана на кусочки, как наполненная кровью пиньята. Разум Филипа вырабатывал темную энергию войны, как ускоритель атомных частиц, гудя от ярости, превращая чудесный свет в элемент дьявольского ритуала, в элемент священного колдовства.
Затем, словно призванный силой его мысли, ему явился гонец – крепкий малый в камуфляжных штанах и великоватой ему армейской куртке, – который вышел из темного коридора в дальнем конце трека.
Филип посмотрел на него.
Гейб шел по арене, задыхаясь от долгого бега. Выражение его квадратного лица говорило о том, что дело не терпело отлагательств. Глаза сверкали от возбуждения. Он дошел до трибун, поднялся по железным ступенькам и остановился возле Губернатора.
– Мне сказали, что вы здесь, – задыхаясь, произнес он, после чего наклонился и уперся ладонями в колени.
– Не спеши, приятель, – сказал Губернатор. – Надеюсь, ты принес мне хорошие новости.
Гейб посмотрел ему в глаза и кивнул.
– Мы нашли ее.
На несколько минут слова повисли в воздухе. Лицо Губернатора было непроницаемо. Он неотрывно смотрел на Гейба.
– Рассказывай.
По словам Гейба, услышав стрельбу, они пошли на звук по примыкающему к шоссе густому лесу, пока не наткнулись на двух девчонок и старика, стреляющих по мишеням на поляне. Гейб с напарниками не стали обнаруживать себя и наблюдали за происходящим из-за деревьев: троица убила нескольких ходячих, а затем потащила одно из тел к видневшейся в отдалении высокой ограде.
Сначала Гейб ничего не понял, но вместе с товарищами пошел за девчонками и стариком и через некоторое время оказался на холме, с которого открывался отличный вид на то, что лежало за оградой: там был огромный жилой квартал, как будто свалившийся с неба на лоскутное одеяло окрестных полей. Все кусочки мозаики встали на свои места.
Территория тюрьмы, некогда известной под названием Исправительное учреждение округа Мериуэдер, простиралась во все стороны, насколько хватало глаз, вдоль восточной границы округа. За тремя заборами виднелся целый комплекс послевоенных зданий из серого кирпича. Гейб тотчас понял, почему никто в Вудбери не подумал об этом месте: после кризиса тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года штат Джорджия перестал финансировать эту тюрьму и она на долгие годы исчезла с радаров, затерявшись среди полей, как корабль-призрак. Гейб сам понял, что это за место, исключительно потому, что в конце девяностых здесь отбывал свой срок его кузен Эдди – наркоторговец из Джексонвиля. Штат использовал эту тюрьму как роскошный пересыльный пункт – а строго говоря, как тюрьму для уголовных преступников, – и личный состав здесь был сильно сокращен, но со снабжением перебоев не было: тюрьма была обеспечена оружием и готова к бою.
В целом, тюрьма показалась Гейбу достаточно защищенной, но никоим образом не неуязвимой. За колючей проволокой и смотровыми вышками виднелись пустые спортивные и баскетбольные площадки, давно расчищенные от кусачих. Хотя возле внешней ограды и кое-где и толпились ходячие – они стекались на запах жителей тюрьмы, как пчелы летят на мед, – здания казались относительно крепкими, с основательным фундаментом. Из труб летели выхлопные газы. Должно быть, генераторы и аварийные источники питания были в хорошем состоянии. Внешний вид тюрьмы предполагал возможность обнаружения там холодильников, душей, кондиционеров, забитых припасами кафетериев и всяческих удобств вроде спортивных и тренажерных залов и внутренних дворов. Все это просто умоляло о захвате.
– У них высокие заборы, – сказал Гейб, стоя возле металлической скамейки, на которой сидел внимательно слушавший его Губернатор. – Похоже, они позволяют кусачим подходить к этим заборам. Может, это просто случайность, а может, они умнее, чем нам казалось.
Гейб сделал паузу, чтобы Губернатор обдумал его слова.
– Продолжай, – велел тот, не отводя глаз от пустынного гоночного трека и размышляя. Темнота окутывала арену. – Я слушаю.
– Дело в том, – начал Гейб, от волнения понизив голос, – что их не так уж много. Вряд ли у них достаточно оружия.
Губернатор ничего не ответил, все так же смотря на призрачные тени, сгущавшиеся по краям арены. Его единственный глаз прищурился.
– Мы несколько часов наблюдали за ними, – продолжил Гейб. – Нападем на них прямо завтра, и они попадают, как пешки. Говорю вам… они не выдержат боя…
– Нет.
Слово прозвучало гулко, как разорвавшаяся хлопушка. Гейбу как будто плеснули в лицо холодной водой. Он удивленно посмотрел на Губернатора и оцепенел от внезапного испуга.
Губернатор еще с секунду вглядывался в темноту, а затем повернулся к Гейбу.
– Мы выждем время.
Здоровяка захлестнуло волной гнева и отчаяния.
– Мать вашу, Губернатор! И это после того, что они сделали с Брюсом?! Нужно сейчас же покончить с ними!
– Прошу прощения? – Губернатор пронзил Гейба взглядом единственного глаза. В самом центре зрачка, как подожженный фитиль, маячила крошечная искра лунного света. – После побега они пару недель держались тише воды, ниже травы. Мы не могли их найти, – он сделал паузу, театральность которой была достойна профессора, читающего лекцию. – Когда Мартинес предал их – и они расправились с ним, – они снова навострили уши. И мы опять не нанесли удар.