Лилли недоуменно посмотрела на него.
– Напеваю?
– Ты напевала что-то себе под нос. Песню я не узнал, но мне показалось, что это немного странно.
Лилли протерла лицо. Со всех сторон заводились двигатели, из выхлопных труб вылетали клубы газов. Хлопали дверцы грузовиков, стрелки занимали позиции у пулеметов, а Губернатор стоял на своем любимом танке, наблюдая за последними приготовлениями. Он был бледен и казался лишенным любых признаков человечности, как голем, поднимающийся из грязи. При виде него у Лилли перехватило дыхание. Ей хотелось увидеть, как он разрывает этих людей на части, как он зубами вгрызается в их шеи, как сжигает тюрьму дотла, а затем развеивает пепел и посыпает эту проклятую землю солью.
– Залезай, красавчик, – наконец сказала Лилли, усаживаясь за руль. – У нас, черт возьми, есть работа.
Они выехали из лагеря около полудня. Бледное солнце стояло высоко в небе.
Остин молчал почти всю дорогу, сидя на пассажирском сиденье, держа на коленях винтовку и то и дело бросая взгляд в боковое зеркало, чтобы проверить, все ли в порядке с четырьмя солдатами, которые стояли на подножке. Лилли тоже молчала и ощущала удивительное спокойствие. Человек, который готов потерять все, всегда в выигрыше – а ненависть стала единственным смыслом жизни Лилли, – и это осознание заряжало ее энергией, пока колонна виляла по узкой дороге, приближаясь к восточной оконечности тюрьмы. Лилли включила пониженную передачу и напевала себе под нос, хотя и не слишком мелодично. Когда она взглянула на Остина, в животе вдруг кольнуло, в голове промелькнула беспокойная мысль, уверенность слегка пошатнулась.
Голова юноши была опущена, волосы спадали на лицо. Остин Баллард никогда еще не казался Лилли таким молодым и таким уязвимым, как сейчас, и это словно пробудило ее ото сна, вернуло к реальности, окатило ее волной неожиданного ужаса. Его жизнь тоже стояла на карте, и Лилли внезапно поняла: он не готов к этому, он не приспособлен – а вслед за этим осознанием в голове у Лилли взорвалась еще одна бомба. Сначала она увидела что-то уголком глаза – и вряд ли еще хоть кто-то из армии Губернатора тоже обратил на это внимание.
Как только колонна оказалась на гребне холма к востоку от тюрьмы и сквозь деревья стала видна широкая долина, поросшая высокой травой, по которой в отдалении бродило несколько дюжин ходячих, Лилли заметила по обе стороны от дороги, далеко в тенистой чаще леса, среди темных стволов сосен, слабое движение, настойчивое и неумолимое, как возня муравьев на муравьиной ферме.
Десятки, может, сотни ходячих со всех сторон стекались к тюрьме, привлеченные шумом и гамом последних тридцати шести часов. Их число увеличивалось, как число амеб, растущих в гигантской чашке Петри, которую представлял собой весь лес. Лилли понимала, что это означает. Она уже имела дело со стадами мертвецов. Прошлой осенью во время безумной попытки государственного переворота в Вудбери стадо окружило в лесу группу заговорщиков во главе с Лилли, хлынув на них гигантской волной и едва не перевернув их фургон и не уничтожив все в радиусе нескольких миль. Лилли не понаслышке знала, насколько непредсказуемыми и опасными могут быть стада ходячих, особенно если они медленно двигаются в едином ритме. Легион неподатливых, неуклюжих, едва ковыляющих тел мог повалить любую, даже самую прочную, баррикаду, не оставить камня на камне от любого лагеря и прорваться сквозь ограду в любую тюрьму.
В то ужасное мгновение, когда колонна перевалила через холм и начала спускаться по склону, разум Лилли осознал жуткую правду. Она поняла, чем это наступление отличалось от предыдущего.
Теперь ни у одной из сторон не было шансов.
На этот раз обитатели тюрьмы подготовились к нападению. Колонна едва успела преодолеть половину пути до ограды, когда по ней открыли шквальный огонь, который застал атакующих врасплох. Зашипели тормоза. Одно за другим разбились лобовые стекла. Пули рикошетили от железа и стали. Грузовики остановились как вкопанные. Водители и пассажиры пригнулись, некоторые спрыгнули на землю и на животе поползли под машины. Лилли ударила по тормозам, остановила транспортер и велела Остину выйти, на случай если в суматохе пуля пробьет бензобак. Она рывком раскрыла дверцу и выпрыгнула из кабины. Вокруг плясали пули. Ничего не было видно. Остин скрылся с другой стороны грузовика. Сквозь гул стрельбы Лилли едва слышала приказы Губернатора, который стоял где-то в облаке пыли и порохового дыма, но не могла определить его местоположение. Она попыталась поднять винтовку и открыть ответный огонь – часть бойцов без особого успеха отвечала на залп, – но руки Лилли не подчинялись сигналам, которые посылал ее мозг. Обитатели тюрьмы заняли позиции за припаркованными автомобилями и лежали на животе, стреляя из-под машин и вызывая тем самым всеобщий хаос. Все больше и больше несчастных воинов Вудбери падало под их пулями. Лилли слышала тревожный баритон Гейба. Здоровяк перекрикивал шум и спорил с Губернатором, желая узнать, как столь безрассудная тактика должна сработать на этот раз. Лилли закрыла голову руками. Земля вокруг нее то и дело вздымалась под градом пуль. Девушка старалась дышать как можно глубже и думать только о своем оружии, о своей ярости и о своей скудной военной подготовке, но что-то вклинивалось в ее мысли. Краем глаза она увидела, как на поле битвы выходят неуклюжие фигуры в изодранной одежде, и похолодела от неожиданного осознания: их было не перечесть, и они стекались в долину со всех сторон, как летучая чума.
Лилли сумела заползти под грузовик. Заметив, что Остин пытается подняться на ноги и открыть ответный огонь, она что есть мочи закричала, приказывая ему лечь к чертям на землю и заползти к чертовой матери под чертов грузовик.
Ходячие окружили их. Большая их часть успешно избегала пуль и брела прочь от тюремных оград прямо к захватчикам. Лилли стала стрелять кусачим по ногам, валить их на землю, а затем систематически пробивать прогнившие черепа. Они взрывались, как воздушные шарики, забрызгивая кровью траву, а также руки и ноги Лилли, но она продолжала стрелять. Ходячие ковыляли к захватчикам, и Лилли все палила и палила в них, пока магазин не опустел, а грузовик не заволокло голубоватым дымом. Сердце колотилось как сумасшедшее. Вдруг Лилли почувствовала, как кто-то схватил ее за лодыжку. Вскрикнув от неожиданности, она посмотрела вниз.
Под машину залез крупный ходячий в погребальном костюме, который схватил ее за ногу почерневшими, полуразложившимися руками и открыл свой жуткий рот – гнилые зубы щелкали совсем рядом с открытым кусочком ее икры между ботинком и закатанными джинсами, – и при взгляде на это Лилли на секунду замерла. Затем она приставила ствол ругера к голове мертвеца и спустила курок, забыв, что патроны уже кончились, и услышала лишь глухой щелчок осечки.
Лилли закричала, принялась пинаться и попыталась дотянуться до нового магазина, пристегнутого к ремню, и в этот момент под машину скользнула третья тень – сначала Лилли увидела лишь темную форму, но в следующее мгновение у нее перед глазами сверкнула голубая сталь глока Остина.