«Нет. Не может быть. В конце концов, никакие они не родственники. То есть – не кровные», – убеждал себя он. А не убедив, прошептал:
– Только не это…
Пол ходил ходуном. Герфегест, отчаявшись привлечь на свою сторону безучастных Хевров, трусливых Эльм-Оров и нерешительных Ганантахониоров, звенящим вихрем налетел на рассыпающийся строй врагов.
Он мог сделать это несколькими минутами раньше. И теперь корил себя за промедление.
Орнумхониоры пытались задержать его и задержали. На пару коротких колоколов. Эту задержку они оплатили жизнями троих. Отчаяние умножило силы Герфегеста.
А ведь для отчаяния были причины. В тот день с флотом Гамелинов было покончено еще быстрее, чем некогда – с мятежными кораблями коварного Шаль-Кевра.
Высадив высокое окно пиршественного зала вместе с рамой, Герфегест смог насладиться самым скорбным зрелищем, какое только может увидеть Хозяин могущественного Дома.
Исполинские каменные клинья, торчащие в палубах тонущих кораблей в обрамлении раскрошенных досок. Мачты, сломанные будто соломинки. Тысячи весел, мусором качающиеся на волнах. И утопленники – их подталкивала к берегу услужливая, ласковая волна Миноговой Бухты.
Центральная лестница, нисходящая в Миноговую Бухту, чудом уцелела, но уже в десяти локтях от нее не осталось и следа от привычного рисунка скал. Декоративный кустарник был вырван с корнем, мраморные вазы с розовыми настурциями – любимыми цветами Харманы – попадали вниз. Изящные литые оградки сторожевых площадок были скручены камнепадом в бараний рог.
Лебединым Воротам повезло еще меньше. Левая створка, сорванная залетным валуном, валялась на земле, залитая кровью расплющенного Гамелина.
Герфегест прикинул, куда бы можно было спрыгнуть. Какое-нибудь дерево или осыпь… Он уже понял, что прорубиться через Пелнов будет непросто, а оставаться в пиршественном зале он больше не мог, слишком уж испугался за Харману. И не только Харману.
«Только бы они не тронули Элая!» – эти не слишком уместные слова стучали в его сердце, когда он пробирался по узенькому карнизу в направлении окна смежного зала.
Герфегест все еще отказывался верить, что Дом Гамелинов обречен.
В начале коридора лежали убитые стражи. Они были застрелены – отравленными иглами в шею. Герфегеста невольно передернуло при мысли, что точно такую же иглу мог схлопотать и он сам, если бы решил проследовать за Тай-Кевром, когда тот во главе Пелнов покидал пиршественный зал.
В комнате, отведенной Элаю, никого не было.
В ней царил образцовый беспорядок, в целом отвечающий представлениям Герфегеста о складе личности сына Элиена Звезднорожденного.
Впрочем, на столике для письменных принадлежностей цепкий взгляд Герфегеста различил раскрошенные остатки двух привядших цветков настурции, флакончик духов, какие обыкновенно дарят благосклонные девы Синего Алустрала приглянувшимся юношам, и восковую табличку с обрывками неких любовных виршей. Сии романтические предметы представлениям Герфегеста о складе личности Элая отвечали куда хуже.
Герфегест бросил взгляд на постель – она была не смята.
«Похоже, наш Элай не привык болеть в кровати, – саркастически хмыкнул Герфегест. – А ведь врал, стервец, что пошел спать!»
Герфегест заглянул за плотные портьеры, обрамляющие высокое окно, открыл дверцы одежной ниши. Убедившись, что Элая нет и там, он возвратился в коридор.
В старых спальных покоях Харманы тоже было безлюдно. Четыре трупа – и более никого. В воздухе витали запахи розмарина, лотоса и сосны – те же, которые входили в состав духов госпожи Харманы.
«Ничего удивительного – она ведь любит иногда бывать здесь. Говорила, что этот зал навевает воспоминания о начале нашей любви. Вот и зашла подлечиться…» – поспешил успокоить себя Герфегест.
Он внимательно осмотрел тела убитых. Нагрудники всех четверых были украшены Крылатыми Кораблями. Хвала Намарну, это были всего лишь опрометчивые Пелны, дерзнувшие нарушить покой Хозяйки Гамелинов в час, когда ей нездоровилось.
«Вот только где Хармана сейчас? И где, Хуммер его раздери, этот десятиклятый романтик Элай?»
Герфегест уже собрался было покинуть старый спальный покой, но в это мгновение его вниманием завладел крохотный блестящий предмет, едва различимый в луже крови. В последнее время Хозяин Гамелинов отвык обращать внимание на подобные мелочи, но события минувшего дня обострили в нем былую подозрительность.
Герфегест не побрезговал извлечь вещицу из крови и отереть ее о свою шелковую рубаху, и без того безнадежно испорченную.
Это был позолоченный крючок. Крючок, на который застегиваются мужские штаны оринского покроя. На головке плоской заклепки, которой сей крючок еще совсем недавно крепился к штанам своего владельца, была выбита геральдическая кувшинка, недвусмысленно свидетельствующая о принадлежности хозяина штанов к родне гиазира свела – правителя города Орин…
«Сомнений нет – Элай тоже был здесь!»
На мгновение Герфегесту показалось, что пол плавно переходит в потолок и он – он, неколебимый Герфегест из Дома Конгетларов! – обращается в навозную муху, вязнущую в колдовской патоке бессилия.
Герфегест до ломоты в висках сцепил челюсти, чтобы не заорать блажным ором обманутого мужа.
Да, он был слеп, но теперь он прозрел. И злому полозу правды было вольно теперь язвить его всласть.
Пытаясь обуздать свое отчаяние нарочитым спокойствием движений, Хозяин Дома Гамелинов осторожно положил крючок обратно в лужу крови. Он не станет опускаться до унизительного собирательства грязных улик.
Его меч превыше правосудия.
Спустя несколько мгновений, Герфегестом овладели колебания. Вправе ли он убить их? Вправе ли он вообще подозревать свою возлюбленную жену в измене?
Ведь могло быть совсем иначе. Например, так.
"Элай отдыхает у себя в комнате («Ага, – злобно ощерился Герфегест-мститель, – отдыхает и целомудренно грустит над сухими лепестками настурций»). Да, значит Элай у себя в комнате. Отдыхает. Возможно даже, спит, утомленный… («Чем, интересно, утомляются семнадцатилетние жеребцы до той степени, что валятся дрыхнуть в четыре часа пополудни?») В общем, отдыхает, пишет очередное письмо в Орин, отцу («И где же оно? Неужто Элай решил порадовать папеньку лирическими виршами?»), и в этот момент по коридору пробегают люди Дома Пелнов.
Пренебрегая прочими комнатами, они врываются в старые спальные покои. Там – Хармана («Тоже погрустить притащилась – а ведь неближний свет!»). Хармана, конечно, умница. Она мгновенно разбивает кувшин-тайник, где хранится оружие на случай как раз таких непредвиденных обстоятельств. Она мужественно защищается, но силы неравны. Элай слышит шум схватки и спешит ей на помощь. Сын Элиена помогает Хозяйке Гамелинов расправиться с непрошеными гостями. А потом они вдвоем… (Герфегест поморщился, бессильный врать себе и дальше) … валятся в постель, причем Хармана в своем извечном нетерпении рвет крючок долой. На нее это очень похоже, сыть Хуммерова!