– Он знал Лорел? – выпалила Шанал, прежде чем успела опомниться.
– Она была его дочерью.
– Ох…
Шанал дрожащими руками попыталась насыпать в кружку ложку сахара, но белые крупинки рассыпались по кухонной стойке.
– Прости, я не хотела… – Все в порядке, – мрачно отозвался он. – Я вполне способен о ней говорить.
Шанал бросила на него взгляд, отметила, как крепко его руки сжимают штурвал – даже побелели костяшки пальцев.
– Тяжело терять близких людей, верно? Часто не знаешь, что сказать, поэтому лучше промолчать.
Рейф что-то проворчал. Шанал закончила варить кофе, думая о его словах. То же самое можно было сказать и о людях, перенесших другие трагедии, вроде их собственных. Никто не хотел говорить о проблеме, и беседа обычно вертелась вокруг других тем.
По крайней мере, так было с отцом. Пока болезнь бушевала в нем, он постепенно терял независимость и способность владеть собственным телом. Друзья, не зная, что делать и как помочь, постепенно исчезали один за другим.
Плохо еще, что отец был таким гордым и сдержанным человеком. Он очень плохо воспринял необходимость уйти на покой из-за болезни. И ненавидел тот факт, что превращается в инвалида. Ненавидел всю работу, которую не смог завершить достойно, необходимость зависеть от окружающих. Он всегда так гордился своей независимостью, своими возможностями. Работая хирургом, он спасал людей, и это позволяло ему прекрасно обеспечивать семью, давало чувство цели и смысл жизни. Потеря всего была сокрушительной. Он стал отшельником, презирая себя за растущую зависимость от окружающих.
А тут еще и их финансовое положение…
Шанал запретила себе думать об этом, пока угрызения совести не начали терзать ее с новой силой. Она буквально сбежала от решения финансовых проблем родителей. И не хотела вновь идти по этой дороге. Просто не могла. Вероятно, через несколько дней у нее найдется решение. А может, на виноградных лозах вырастут гроздья из чистого золота…
Она с горькой усмешкой покачала головой и передала Рейфу кружку. Села рядом с ним, пока он вел яхту вверх по течению.
– Много собираешься пройти сегодня?
– Нет, не слишком, – ответил он, прежде чем сделать глоток. – Солнце сядет через пару часов. Можем выбрать место на реке, провести ночь, а завтра с утра пораньше пуститься в путь, если ты согласна.
– Звучит неплохо.
– Кстати, хочешь постоять у штурвала? – спросил он.
– А это безопасно? Я никогда раньше не управляла яхтой.
– Когда-нибудь нужно начинать. Кроме того, скорость не более семи километров в час. Не думаю, что даже ты можешь натворить дел.
– Это ты о том дне, когда я задела трактором сарай на винограднике?
Его губы смешливо дернулись.
– В свое оправдание могу сказать одно: никто не сообщил мне, что на этой штуке есть тормоз.
– Согласен, ты права. Сегодня начнем твой первый урок.
Он коротко объяснил значение кнопок и ручек управления и позволил ей встать за штурвал. Как только Шанал поняла, что требуется делать, она нашла это занятие на удивление расслабляющим.
Шанал осторожно вела яхту по реке. Солнце уже садилось, посылая рассеянный золотистый свет между силуэтами деревьев на берегу, когда Рейф предложил, чтобы они причалили к крохотному пляжу у речного берега. Как только они пришвартовались, спустил маленькие сходни и привязал яхту к большим древесным пням. Шанал заглушила двигатель и вышла на переднюю палубу.
– Знаю, это безумие, – сказала она. – Но у меня такое ощущение, словно сейчас мы – единственные люди на реке.
– Я знаю, о чем ты. Здесь очень быстро охватывает чувство полной изоляции. И по-своему это хорошо.
– Спасибо. Мне действительно это было нужно.
Он кивнул и вошел в каюту. Через несколько минут Шанал последовала за ним. Рейф открывал бутылку вина на кухонной стойке.
– Хочешь? – спросил он, поднимая пустой бокал.
– Да, пожалуйста.
Она подождала, пока он налил белое вино, и взяла у него бокал.
– Ваше? – спросила она.
– Конечно. Мой виноград. Блестящий ум Этана.
– Из вас вышла хорошая пара, – улыбнулась она.
– В точности как делали до этого наши отцы.
– Твой отец по-прежнему управляет виноградником? Рейф глотнул вина и довольно кивнул:
– Да, хотя последнее время все больше отходит от дел. На будущий год он и ма собираются в Эльзас и Бордо. Он был привязан к винограднику почти всю взрослую жизнь. Им неплохо бы немного попутешествовать, и я знаю, что они полюбят Францию.
Шанал отпила вина, наслаждаясь вкусом, взорвавшимся на языке.
– Это с виноградника рядом с твоим домом? Того, который частично уцелел в большом пожаре?
Тридцать лет назад семья Мастерз почти разорилась, когда разрушительные лесные пожары уничтожили фамильный дом «Мастерз Райз» вместе почти со всеми виноградниками. На то, чтобы оправиться от несчастья, ушли годы. Решимость, годы и много часов тяжкой работы. Тогда семья сплотилась, стала ближе, более единой перед лицом трагедии. Теперь она снова была успешной и сильной. Но руины старого дома по-прежнему стояли часовыми над новым – мрачное напоминание о том, что все может быть потеряно в мгновение ока.
– Именно из этого винограда, – подтвердил Рейф.
– Этан говорил мне, что ты стал ярым поборником внедрения органических удобрений на виноградниках.
Он улыбнулся – первая настоящая улыбка, которую она видела у него за весь день, и, казалось, немного расслабился.
– Трудно порвать со старыми обычаями, но, думаю, в этом случае оно того стоит. Моей целью всегда было применение на виноградниках самых прогрессивных методов.
– Что же, если это вино может служить примером, ты определенно на верном пути. Он поднял бокал в безмолвном салюте.
– Может, выйдем на палубу? Ты не замерзнешь, если наденешь мою куртку.
Шанал последовала его совету, надев лежавшую на диване куртку, вышла вместе с ним на палубу и села на плетеный стул. Солнце напоследок взорвалось золотистым светом, прежде чем исчезнуть. Темнота накрыла землю, усиливая чувство изолированности, о котором она упоминала ранее. И даже слыша ночные звуки, Шанал не ощущала тревоги или страха. Потому что рядом был Рейф. Неудивительно, что она чувствовала себя в безопасности рядом с ним, если вспомнить о том, как сегодня он помогал ей и защищал. Она очень ему обязана. Немногие мужчины сделали бы то, что сделал он.
Шанал вздохнула и снова пригубила вино. Молчание было дружелюбным, но она чувствовала необходимость сказать что-то о бегстве со свадьбы.
– Полагаю, я должна объясниться, – начала она, поворачиваясь лицом к смотревшему в темноту Рейфу.