Синдром Оле-Лукойе поразил многих в Кремле — например, тогдашний пресс-секретарь Ельцина Ястржембский “откровенничал” на весь мир, как от богатырского рукопожатия шефа у него чуть не отломилась рука. Гипс, правда, не наложили…».
«…Чем хуже чувствовал себя президент, тем сильнее раздражали его жаждущие общения граждане — особенно если кто-то задавал прямые вопросы. Все чаще он прерывал встречи:
— Хватит, уходим быстрее в машину.
По дороге Борис Николаевич возмущался:
— Опять дура попалась, настроение на весь день испортила. Все ей плохо, а что плохо, когда я вижу, что на базаре все есть — покупай да ешь.
Хм, а на что покупать? Зарплаты не платят, пенсии не выдают…
Именно в это время в России родился анекдот: “Скоро, понимашь, каждый россиянин будет иметь собственный дом, собственную машину BMW и собственный самолет”, — говорит Ельцин на встрече с тружениками-избирателями. Вопрос из зала: “А к чему, предположим, мне самолет?”. — “Ну, к примеру, э-э-э… хлеб в Калуге дают, а живете вы в Магадане”».
— Артистом, говорите, был Борис Николаевич? Потому, очевидно, и сумел внушить россиянам, что силен, могуч и вкалывает на благо страны в поте лица. Об истинном его состоянии народ не догадывался даже тогда, когда однажды его разбил паралич…
— Это был первый серьезный звонок, и прозвенел он в Китае, но случился у него не паралич, а инсульт, в результате которого парализовало левую сторону.
Все произошло ночью — часа в четыре меня разбудили врачи: «Что будем делать — решайте». Вхожу в спальню, а он лежит, как растение. Вот тогда — можете написать! — я опять был первым лицом.
…Ельцин плакал, но я очень хорошо с ним поговорил и немножко поднял ему настроение. Сказал: «Ничего страшного — у Рузвельта было хуже. Главное, голова светлая, а мы уж как-нибудь на коляске-то вас повозим — на пенсию вместе пойдем».
Утром, однако, наш замечательный врач Владимир Владимирович Шпалев сотворил чудо, и Ельцин поднялся. Да, немножко тянул ногу, но шел самостоятельно. Естественно, какой-то дипломатический ход мы придумали — типа того, что обстановка из-за Хасбулатова с Руцким осложнилась. Без пышных официальных проводов посадили Бориса Николаевича в самолет, а во Внуково вынесли уже на носилках.
— Я попрошу вас охарактеризовать наиболее значимых людей ельцинской эпохи, а начнем, пожалуй, с Виктора Степановича Черномырдина. Что вы о нем скажете?
— Крутой хозяйственник, крепкий мужик. Хорошо на баяне играет, жену Валентину боится… Считаю его назначение на пост премьер-министра удачным компромиссом — он был золотой серединой между демократами типа Гайдара и Явлинского и такими консерваторами, как Силаев.
Из книги «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».
«…Мне импонировала аккуратность Виктора Степановича в одежде — сразу было видно, что костюмы дорогие: сшитые, может, чуть старомодно, но зато известными домами моделей. Тяга к такому консерватизму была, видимо, следствием сдержанного отношения к моде его супруги. Валентина Федоровна — строгая, волевая женщина, выросшая в крестьянской семье и по сей день не утратившая признаков классовой принадлежности. Увидев ее впервые, я вспомнил мультфильм “Сказка о рыбаке и рыбке” — тот момент, когда старушка превратилась в столбовую дворянку. У Валентины Федоровны была похожая мимика — втянутые губы, повелительное выражение лица… Словом, хозяйская рука жены накладывала на внешний вид Виктора Степановича отпечаток.
Некоторую неловкость вызывала у меня манера Черномырдина материться. Он не ругался, а именно разговаривал матом — без этих слов становился косноязычен, предложения лишались глаголов и наречий. Я, если честно, тоже могу позволить себе ненормативную лексику, но только в узком мужском кругу, а под влиянием шефа, который мата не выносил, почти перестал выражаться. У Виктора Степановича же мат был нормальным языком общения. (Горбачев, кстати, тоже без крепкого словца даже на Политбюро фразы произнести не мог — это всегда сильно коробило Ельцина)».
— Что вы думаете о Чубайсе?
— Негодяй с большой буквы — чего о нем говорить? Кто вас еще интересует?
— Борис Немцов…
— Сочинский картежник — этим все сказано. Сегодня он один, завтра другой, хотя в последнее время больше мне нравится, поскольку стал тверже в своих убеждениях. Раньше он их чаще менял…
Из книги «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».
«…Однажды уже больного президента Немцов раззадорил и уговорил сыграть пару в теннис. Учитывая далеко не лучшую физическую форму Бориса Николаевича, я пытался возражать, но Борис Ефимович его буквально “завел”. Президент “сражался” в паре с Тарпищевым, а я был партнером Немцова. Увы, во второй партии Ельцин неудачно попятился, ноги у него заплелись, и он упал на спину: немного ободрал локоть и ударился затылком о корт. Корт не жесткий, но удар все же был ощутимый, а голова-то не простая — президентская, и впредь, во избежание подобных инцидентов, я решил выставлять позади Ельцина адъютанта — если что, он обязан был подхватить шефа на лету.
С этим нововведением в свою очередь случился казус — пост оказался небезопасен. Тут надо сказать, что по скорости подача у меня неплохая, и, когда мне хотелось Борису Николаевичу досадить (если, играя с мастером, он не в меру хорохорился на площадке), я ее применял. Во время одного из матчей так и поступил. Ельцин даже не заметил мяча, и тот, как маленькое ядро, попал в самое неудачное место целиком сосредоточившемуся на движениях президента адъютанту. Полковник чуть на этом “ядре” не улетел. Упал, скорчился, прижал руки ниже живота, стал хватать ртом воздух и кататься по полу, сраженный не пулей чеченца, а мячом своего начальника. В общем, и смех, и грех — только минут через двадцать пришел в чувство. Слава Богу, на медкомиссии перед уходом на пенсию никаких “отклонений” у него обнаружено не было.
В конце того матча Немцов рвал и метал, уличал меня в подыгрывании противникам. Что ж, я действительно не стремился к победе — шеф для меня даже через сетку противником не был, к тому же в теннисе всегда исповедую принцип: проиграть друзьям — счастье!
…После этой теннисной партии Ельцин окончательно убедился, что преемником Немцов быть не сможет».
— Идем дальше. Александр Лебедь?
— Противоречивая фигура. В книге я ему целую главу посвятил, потому что мы и друзьями были с ним, и не очень… В общем, личность. Совет безопасности, который придумал Ельцин или его помощники, — фактически пустой орган: я его называю отстойником, потому что ничего не решает (ваш, кстати, тоже). Пусть он и совещательный, но его члены только между собой совещаются — больше никому советы их не нужны (надо же куда-то девать чиновников, когда их отстраняют от дел, — отставника временно туда включают, и либо он доживает спокойно до пенсии, либо потом его на другой перемещают участок). Так вот, Лебедь заставил всех окружающих Совбез уважать — сделал пустышечный орган действующим, авторитетным. У него и харизма была, и энергетика, и хитрость, и ум — все, но чего я ему простить не могу, так это его меркантильности.