В оставшийся до отъезда срок Эцио успел съездить в монастырь, чтобы проститься с матерью и сестрой, собрать кое-какие вещи и оружие, а также проститься с дядей и людьми из города и замка, которые были его соратниками и союзниками все это время. Утром следующего дня молодой Аудиторе выехал из ворот замка. Он уезжал с легким сердцем, исполненный решимости. Долгий путь до Флоренции он проделал без приключений и уже под вечер переступил порог своего нового флорентийского жилища. Город, с которым Эцио расставался на два года, ничуть не изменился. Но возвращение не вызвало в молодом человеке сентиментальных чувств. Передохнув, Эцио тут же принялся за дело. Разрешив себе лишь в последний раз пройти мимо фасада фамильного дома, он направился в сторону мастерской Леонардо да Винчи. Чем раньше страница Кодекса, отобранная у Вьери, окажется у художника, тем лучше.
Оказалось, Леонардо расширил свои владения и купил соседнее здание, находившееся слева от мастерской. Бывший склад как нельзя лучше подходил для осуществления замыслов да Винчи. Художник обзавелся двумя громадными столами, тянущимися во всю длину помещения. Столы представляли собой щиты из досок, уложенные на козлы. К дневному свету, что лился из высоких окон, добавлялся свет многочисленных масляных ламп. Теперь Леонардо не надо было напрягать зрение. На столах и прямо на полу стояли, лежали и громоздились каркасы и части каких-то устройств и механизмов. Стены были завешаны сотнями чертежей, рисунков и набросков. Среди этого творческого беспорядка трудилось не менее полудюжины помощников Леонардо. За их работой наблюдали Аньоло и Инноченто – повзрослевшие, но не утратившие обаяния. Больше всего Эцио поразил макет круглой повозки, из которой торчали пушки. Повозка имела не менее странную железную башенку, похожую на поднятую крышку от кастрюли. В башенке имелось отверстие, позволявшее тем, кто находился внутри, высовывать голову и следить за направлением движения повозки. На стене внимание Эцио привлек рисунок лодки, похожей на акулу. В задней части лодки возвышалась уже не башенка, а башня. Судя по всему, лодка предназначалась для плавания… под водой!
У молодого Аудиторе в глазах рябило от обилия карт и анатомических набросков. Строение глаза, соитие мужчины и женщины, плод в материнском чреве, – непонятного здесь было гораздо больше, чем понятного. В новой мастерской, как и в старой, не было ни одного свободного уголка на столе, ни одного свободного участка стены. Здесь царил памятный Эцио хаос, только умноженный на сто. Похоже, Леонардо не видел границ между реальностью и фантазией: изображения вполне реальных зверей соседствовали с тщательно исполненными рисунками сверхъестественных существ. И снова макеты, начиная от водяных насосов и кончая оборонительными сооружениями.
Но что притягивало взгляд Эцио сильнее всего, так это диковинное сооружение, свешивавшееся с потолка. Похожая на скелет летучей мыши, прежняя модель была совсем маленькой. Нынешняя же была выполнена почти в натуральную величину и в один прекрасный день могла превратиться в настоящую машину. Она и сейчас напоминала скелет летучей мыши. Деревянные остовы крыльев покрывала прочная кожа какого-то животного. Поблизости, на мольберте, усеянном записками и расчетами, Эцио попались строчки, написанные вполне разборчивым почерком:
…пружина из рога или стали, прикрепленная к ивовому пруту и помещенная внутрь тростника.
Птиц во время полета удерживает в воздухе сила скольжения; их крылья не сжимают воздух и даже бывают подняты вверх.
Если человек, весящий сто килограммов и находящийся в точке n, поднимает крыло с помощью блока, имеющего вес около семидесяти килограммов, а сила подъема достигает ста сорока килограммов, тогда он окажется способен поднять себя на двух крыльях…
Эцио ровным счетом ничего не понял, но хотя бы смог разобрать написанное. Должно быть, это Аньоло постарался и переписал каракули учителя. Заметив, что ученик следит за ним, Эцио оторвал взгляд от мольберта. Он помнил, насколько скрытен Леонардо.
Наконец из старой мастерской появился сам да Винчи. Он бросился к молодому человеку и тепло его обнял:
– Дорогой Эцио! Ты вернулся! Как я рад тебя видеть! После всего, что произошло, мы думали…
Леонардо умолк, не докончив фразы. На лице художника мелькнуло беспокойство. Эцио попытался вернуть ему веселое расположение духа:
– Что за мастерская теперь у тебя! Конечно, для меня твои занятия – полнейшая абракадабра, но главное – ты сам понимаешь, что к чему и зачем. Стало быть, живопись ты забросил?
– Нет, – возразил Леонардо. – Просто увлекся… другими вещами… Ты же знаешь, я интересуюсь всем подряд.
– Это я помню. Итак, ты расширил мастерскую. Видимо, дела идут неплохо. Эти два года были для тебя благоприятными.
В словах Эцио Леонардо уловил скрытую печаль. Да и лицо его друга стало суровее.
– Можно сказать и так. Меня просто оставили в покое. Те, кто борется здесь за полную власть над городом, одинаково считают, что я им пригожусь… Правда, сам я не уверен, что кто-то из них добьется успеха, – сказал художник и тут же сменил тему: – Но довольно обо мне. Что нового у тебя, мой друг?
Эцио поднял глаза на Леонардо:
– Надеюсь, у нас будет время обсудить и мои новости. Тогда я тебе расскажу, где был и чем занимался. Но сейчас мне опять нужна твоя помощь.
– К вашим услугам, синьор Аудиторе, – церемонно поклонился да Винчи.
– У меня есть кое-что для тебя, что, возможно, будет тебе интересно.
– Тогда идем в мой кабинет. Там не так шумно.
Как только они перешли в кабинет Леонардо, Эцио разложил на столе привезенную им страницу Кодекса.
У Леонардо от возбуждения округлились глаза.
– Ты помнишь ту, первую?
– Разве такое забудешь? – Художник жадно вглядывался в пергамент. – Какой удивительный сюрприз! Можно?
– Разумеется.
Леонардо водил пальцами по пергаменту, внимательнейшим образом рассматривая буквы и символы, изображенные на нем. Затем, схватив перо и бумагу, принялся их перерисовывать. Он часто вскакивал, заглядывая в свои книги и манускрипты. Как и два года назад, Леонардо целиком погрузился в работу. Обрадованный таким вниманием, Эцио терпеливо ждал.
– Как интересно, – произнес наконец художник. – Слова написаны на незнакомом, во всяком случае мне, языке. Но у них есть некий общий узор. Я обнаружил пояснения на арамейском, которые несколько проясняют содержание основного текста. – Леонардо поднял голову. – Знаешь, если соединить эту страницу с другой, получается что-то вроде руководства… руководства в различных способах убийства. Но это на одном уровне. Подозреваю, есть и другие, хотя это лишь мои догадки. Мы сейчас находимся на самой поверхности. Главное скрыто в глубине. Чтобы прояснить картину, нужно собрать другие страницы. Но ты ведь даже не знаешь, где они.
– Не знаю.
– И сколько их вообще – тебе тоже неизвестно?
– Это… можно было бы узнать.