Она хотела его удержать, но он вынул член и сам вошел в мягкую влажную плоть медленно, но очень глубоко. Согласуясь с плеском волн, ритмично накатывающих на берег, он входил каждый раз все глубже, и новый оргазм заставил ее выгнуться дугой.
Аурелия обвила ногами спину Бутроса и прижала его к себе. Наступившее блаженство в этот раз стало более острым и продолжительным. Она стонала от удовольствия, раскачивая бедрами.
Не покидая ее чрева, египтянин поднял ее ноги и положил их себе на плечи, растянулся над ней в полный рост и с силой вошел во влагалище так глубоко, что она почувствовала, как его член заполнил все ее нутро. Только тогда и для него наступил миг блаженства, его тело напряглось, лицо исказила то ли улыбка, то ли гримаса, а потом он рухнул на нее, обливаясь потом.
Когда они поднялись, полуденное солнце жарило вовсю. Стоило Аурелии выйти из-под зонта и наступить на раскаленный песок, как она тут же отдернула ногу.
– Ой, как горячо! Боюсь, я не добегу до дома.
– Обними меня за шею.
Бутрос поднял ее на руки и, немного пошатываясь, ведь она была отнюдь не пушинка, донес ее до порога, а там осторожно опустил на прохладный пол.
Потом они обедали во внутреннем дворике, сидя в тени, на разбросанных по полу подушках, совершенно голые. Бутрос с улыбкой наблюдал, как Аурелия с аппетитом поглощает свежий инжир и финики.
– Знаешь, у греков финики называются фигами, – сказала она с набитым ртом, – а итальянцы словом «фига» называют женские прелести…
Бутрос наклонился, чтобы стереть капельку сока, которая стекала у нее по подбородку.
– Арабы тоже…
Он взял с блюда финик, вынул косточку и протянул ей.
– Ты любишь финики?
Аурелия откусила сочный плод:
– Это зависит от сорта…
Как же здесь было хорошо, вдали от шума и суеты Александрии! Но Аурелия не могла выбросить из головы мысли о Давиде. Как он там, совсем один в своей покрытой пылью, одинокой вилле? Может быть, в эту самую минуту играет на рояле, стараясь заглушить шум клаксонов на улице… Может быть, вспоминает о ней… Ей так хотелось оказаться с ним рядом!
Она встала, чтобы помыть в фонтане слипшиеся пальцы. Перегнувшись через мраморный бортик чаши, она посмотрела на свое отражение в прозрачной воде…
Вдруг гладкая поверхность воды покрылась рябью, и девушка почувствовала, как чьи-то руки властно обхватили ее за бедра и прижали их к холодному мрамору фонтана, мужское колено оказалось у нее между ног, и твердый член настойчиво подбирался к влагалищу.
– Ой!
Бутрос запечатлел поцелуй на ее покрывшейся мурашками спине.
– Прости, моя прелесть! Я не мог устоять. Как увидел твою круглую попку и ямочки на ягодицах. С ума сойти!
Аурелия еще больше свесилась вперед, над мраморной чашей, выставив свой зад.
– Бери! Все – твое. Мне не жалко…
Она пошире расставила ноги. Он просунул в промежность руку и деликатно раздвинул губы, словно отгибал лепестки цветка. После этого, свободной рукой направляя член, он вошел в нее.
Аурелия, согнувшись над чашей фонтана, при каждом его рывке погружала в прохладную воду свои крупные груди. Он не кончил, просто вынул член, перенес ее на подушки и там опять вошел в нее. Она повернула голову набок, прикоснувшись щекой к прохладной плитке, и закрыла глаза. Она представила себе, что не Бутрос, а Давид возлежит рядом с ней и медленно, с наслаждением овладевает ею…
– Бутрос? Ты здесь? – раздался женский голос.
Копт резко остановился. Аурелия широко открыла глаза и, часто моргая, со страхом посмотрела на него. Где-то на улице раздалось лошадиное ржание, а в доме послышался звук шагов по плиточному полу.
Она повернулась и прямо перед носом увидела пару лощеных сапог и изящный хлыстик. Это была Элен, в мужской рубашке и в галифе. Она стояла прямо перед любовниками, без тени смущения, держа в руках шляпу и постукивая хлыстом по сапогам. Весело тряхнув кудрями, она дотронулась мягким кончиком хлыстика до бледно-розового бедра Аурелии.
– Ах, вот в чем дело! В твоем табуне появилась новая кобылка…
Потом, присев рядом с ними на корточки, она добавила, глядя на распростертую на полу, среди подушек, девушку:
– Бутрос, ты, как я вижу, не ошибся в своем предсказании…
Копт, судя по всему, ничуть не был обескуражен внезапным появлением бретонки. Он размеренно и не спеша двигал тазом, продолжая начатое дело. Аурелию это успокоило, она поняла, что нет ничего драматического в том, что их застали фактически на месте преступления. Возможно, эту ситуацию удастся даже обратить себе на пользу.
Поэтому, когда Элен прижалась губами к ее губам, она ответила на поцелуй.
– Смотрите-ка! Она любит женщин, твоя маленькая шлюшка!
Амазонка еще раз нагнулась, чтобы ее поцеловать, проводя мягким концом хлыста по ее упругому животу.
– Ну, как? Тебе нравится мой любовник?
Аурелия вместо ответа только улыбнулась. Элен обхватила руками ее груди, а потом сжала их изо всех сил, вонзив ногти в нежную кожу.
– Так хорошо или нет?
– Да! – ответила Аурелия, едва не вскрикнув от боли.
Бретонка встала, обошла вокруг, не отрывая от нее взгляда.
– Продолжай, Бутрос. Не стесняйся. Не обращай на меня внимания…
Она встала поодаль, скрестив руки на груди, наблюдая со стороны за происходящим. Под пристальным взглядом Элен египтянин начал было опять свой размеренный танец, но потом резко остановился.
– У меня пропало желание.
– Ах, так? – обрадовалась Элен. – Тогда уступи ее мне.
Она торопливо скинула сапоги и брюки, обнаружив под ними длинные тонкие мускулистые ноги и узкие бедра, сняла рубашку. Каскад белокурых локонов обрушился на угловатые плечи и маленькие торчащие груди.
Она опять натянула на ноги сапоги из тонкой рыжей кожи, схватила свой хлыст и улеглась рядом с Аурелией. Бутрос, все еще стоявший рядом на коленях, наклонился к ногам бретонки и в знак почтения поцеловал копну спутанных кудряшек на ее лобке. Та благосклонно приняла ухаживание, кинув в его сторону заносчивый взгляд, но потом тихонько оттолкнула его мыском сапога:
– Позволь, я займусь ею. Не возражаешь?
Аурелия опасливо отодвинулась, ее пугал хлыст.
– Элен?
– Что?
– Ты же не собираешься…
– Что? Отхлестать тебя по толстой заднице за то, что ты увела моего любовника? – Элен звонко рассмеялась и совсем не больно похлопала ее ладошкой по попке. – Не обольщайся, милая…
Она присела на колени рядом с ее распростертым телом:
– Ладно… На этот раз прощаю!