Кивком головы Элен велела Бутросу присоединиться к ним, и египтянин, расположившись валетом над Аурелией, не мешкая, прилип ртом к ее промежности.
Стоя на коленях рядом с ними, Элен проводила толстой ручкой своего изящного хлыста по внутренней стороне бедер девушки вверх и вниз.
– Бутрос, теперь держи ее, – приказала она.
Не прекращая ласкать языком ее вагину, он раздвинул ей бедра и схватил за ляжки, лишив возможности двигать ногами. Тут же Аурелия почувствовала, что холодный округлый предмет настойчиво пытается втиснуться в промежность. Она вздрогнула:
– Ой, не надо! Мне же больно!
– Да нет… не дергайся…
Элен проталкивала толстую ручку хлыста все дальше, но Аурелии это не понравилось, и она опять выразила свой протест. Бретонка рассердилась:
– Может, заткнешься? Неужели тебе нечем занять свой ротик? Посмотри, он уже созрел для тебя.
Аурелия послушно обратила внимание на торчащий перед ее глазами член, который так и тянулся к ее губам. Она обхватила языком только головку, потом стала пощипывать губами длинный и тонкий пенис, постепенно продвигаясь к его основанию. Тем временем Бутрос языком ласкал ее клитор, а Элен постепенно, слабыми рывками проталкивала ручку хлыста во влагалище, пошлепывая ее по ягодицам.
Внезапно Элен резко ускорила движение, и Аурелия, вскрикнув от неожиданности, дернулась вперед. Член Бутроса уперся ей в самую глотку, и она выпустила его изо рта, чтобы судорожно вдохнуть, и тут же сжалась, поскольку наступал оргазм, зародившись сначала где-то внутри утробы как маленькая горячая точка, а потом распространился жаркой волной по всему животу, по бедрам, по спине… Тем временем толстая ручка хлыста двигалась во влагалище все быстрее и быстрее.
Откинувшись на бок, Аурелия создала некоторые неудобства своей партнерше. Теперь Элен приходилось одной рукой придерживать ручку хлыста, другой держать его за его тонкое, гибкое окончание и проталкивать его взад-вперед со спины, между ягодицами Аурелии.
Бутрос, вытянув руку, прижал голову Аурелии к своему члену, и ей пришлось разжать губы и взять его в рот.
Он помогал ей ритмичными движениями таза и дождался оргазма. Она услышала, как он захрипел, хотя этот звук был больше похож на рычание… Когда она открыла глаза, Элен уже убрала свой хлыстик. Она возлежала на подушках чуть поодаль, с раскрасневшимися щеками и взлохмаченной шевелюрой, и терпеливо ожидала окончания сцены.
Уф! – глубоко вздохнула Аурелия, одним залпом опрокинув стакан с лимонадом.
Она улеглась на подушки между Бутросом и Элен:
– У меня нет сил…
Бретонка пошлепала ее по попке и усмехнулась:
– Ты – способная ученица. Не так ли, Бутрос?
Египтянин скорчил мину:
– Ей надо научиться правильно использовать свой милый ротик.
Аурелия возразила:
– Я старалась, как могла! Просто мне трудно было сосредоточиться. Столько всего происходило одновременно…
Элен, не обращая внимания на ее слова, продолжала беседовать с Бутросом, словно они находились тут вдвоем:
– Может быть, мы взяли слишком быстрый темп и она просто не успевает?
– Ты всегда торопишься.
Бретонка приподнялась на локтях и возмущенно заметила:
– Но это все из-за тебя! Ты же обещал меня дождаться!
– А я виноват, что ты приехала так поздно? Она-то уже была готова. Я не хотел, чтобы она истомилась.
– Но ты ведь не хотел, чтобы я загнала лошадь? Я уехала, как только смогла.
– Ладно, Элен, не сердись! У нас еще весь день впереди, чтобы наверстать…
Лениво перебирая пальцами густые колечки на лобке Аурелии, он добавил:
– В любом случае, у малышки есть темперамент. Однако ей нужно еще научиться контролировать себя…
– Да, пожалуй, ей нужно еще подучиться.
Аурелия решительно вмешалась:
– Между прочим, я здесь! Вам не совестно говорить обо мне в третьем лице, как будто меня здесь нет?
Элен погасила ее гнев поцелуем.
– Ты права! Бутрос, мы потеряли всякие приличия, тебе не кажется?
Он привстал, опершись на локоть.
– Пожалуй, хотя на этот счет у меня тоже есть теория…
– Какая? – спросили они хором и засмеялись.
– Джентльмен не обязан соблюдать приличия, когда занимается любовью с дамой.
Аурелия решила задержаться в Александрии. Мало-помалу она привыкла к размеренной и однообразной жизни бывшей вселенской столицы, и она даже пришлась ей по вкусу: тягучие дни, проводимые в компании Бутроса и Элен на краю бассейна в спортклубе, и унылые обеды, которые всегда заканчивались танцами под медленный фокстрот в стиле сороковых…
Раза два или три им удалось ускользнуть из города, чтобы предаться любовным утехам на марокканской вилле Бутроса в Агами. Отныне Элен использовала Аурелию как удобный предлог, чтобы уклониться от скучных обязанностей жены дипломата. Гюнтер Фроммер был ужасно рад, что его молодая жена нашла, наконец, подружку-француженку, с которой сколько угодно могла говорить о тряпках и слоняться по базарам. Он на долгие часы оставлял их в покое и никогда не интересовался, как они проводили время. Во время сиесты он иногда задерживался на работе, и тогда Элен отпускала служанку, старую негритянку из Судана, и женщины проводили время вдвоем.
В эти дни они не ходили в спортклуб. После легкого обеда они уединялись в спальне Элен. Обычно в послеполуденное время было так жарко, что у них не хватало сил даже коснуться друг друга. Они предавались дреме, раскинувшись бок о бок на большой белой кровати.
Когда морской бриз начинал шевелить занавеску в спальне, та, что просыпалась первой, будила подругу страстными поцелуями.
Их первая любовная встреча в Агами была, пожалуй, грубовата, но когда Бутроса не было рядом, бретонка сбрасывала с себя маску высокомерия. Даже ее тело изменялось, становилось более хрупким и женственным на фоне округлостей Аурелии, а жесты приобретали плавность.
В знойные полуденные часы, когда природа замирала в ожидании вечерней прохлады, их любовь протекала лениво, словно нехотя. Порой они даже засыпали, не прерывая ласк, на минуту или на час, а просыпались оттого, что язык подруги пытливо исследовал складки под каштановыми или под светлыми кудряшками на лобке…
Они позволяли себе проснуться не сразу, а дождаться, пока наслаждение не овладеет ими, сначала смутное, словно во сне, а потом все более яркое, острое. Пальцы погружались в мягкую влажную плоть, язык совершал свой сладострастный танец, бронзовые от загара руки переплетались с покрытыми золотистым пушком бедрами подруги.
Томные, усталые, в шелковых кимоно, потом они пили на террасе холодный чай. Консул никогда не возвращался домой раньше восьми, обычно это случалось тогда, когда в мечети, расположенной где-то поблизости, раздавался голос муэдзина, возвещавший о вечерней молитве. Так что у них было достаточно времени, чтобы поболтать.