После ужина Давуд проводил старого приятеля до дверей. Прощаясь с хозяином дома, Джахан уловил исходящий от его одежды странный аромат, напоминающий запах сухих листьев. Запах этот показался Джахану до странности знакомым, однако ветер унес его прежде, чем он успел вспомнить, когда и при каких обстоятельствах ощущал его прежде.
Возвращаясь со стройки или же из придворной школы, где Джахан, с трудом выкраивая время, продолжал давать уроки, он первым делом спешил проведать Чоту. Устроившись в сарае, на куче сена, которую другие работники зверинца в шутку называли троном, Джахан занимался своими чертежами и набросками. Чота с любопытством наблюдал за ним, хотя погонщик вовсе не был уверен, что слон действительно его видит. Чота и без того никогда не отличался острым зрением, а в последнее время оно стремительно ухудшалось.
Бедняга Аби буквально сдувал со слона пылинки, и не потому, что боялся Джахана; он всем сердцем привязался к белому гиганту. Но, несмотря на все его заботы, Чота потерял еще один зуб из оставшихся у него трех. Он больше не мог пережевывать пищу и худел на глазах. Иногда ноги слона сводило судорогой, и тогда он терял равновесие, раскачиваясь из стороны в сторону. Чем бы Чота ни занимался – пил, ел, плескался в пруду или гулял по саду – им все чаще внезапно овладевала дремота, и он бессильно опускал голову, удаляясь в царство снов. Джахан с болью наблюдал, как дряхлеет и слабеет его старый друг. Порой, встречая печальный взгляд слона, он чувствовал, как на глазах у него выступают слезы.
Джахан и Аби тщательно измельчали для своего питомца листья, орехи и фрукты, а затем разбавляли их водой и с помощью воронки кормили Чоту этой кашицей. Правда, бо́льшую часть пищи Чота выплевывал, но хотя бы малая толика попадала ему в желудок. Новых попыток побега слон не предпринимал, день ото дня становясь все более вялым и апатичным. Он все чаще отказывался даже от коротких прогулок к своему любимому пруду. Аби содержал сарай в чистоте, натирал Чоту маслом, поил его молоком и шербетом, но ему, как и всем прочим, было очевидно, что дни слона сочтены.
Джахан утратил покой и сон. По ночам он ворочался с боку на бок, думая о том, что делает сейчас Чота. В одну из таких бессонных ночей, лежа в тишине, он вспомнил о завещании учителя. Мысль о том, что Синан не упомянул в завещании не только его, но и Чоту, представлялась Джахану невероятной. Учитель должен был оставить двум существам, которые несколько десятилетий работали с ним бок о бок, хоть какую-то малость на память о себе. Санча увезла на родину резную шкатулку, чертежи и ожерелье, завещанные ей мастером. Неужели Синан позабыл о Джахане и Чоте? Нет, это невозможно. Вне всякого сомнения, он что-то оставил им обоим, но никто не побеспокоился сообщить об этом Джахану, сочтя наследство слишком незначительным. И Джахан решил незамедлительно выяснить, как обстоит дело. Если мастер завещал что-то Чоте, слон должен получить подарок как можно скорее, ибо времени в этом мире у него осталось немного. Подгоняемый этими соображениями, Джахан отправился к главному белому евнуху.
– Я бы хотел поговорить о завещании архитектора Синана, – сказал он. – Вы читали его?
Главный белый евнух прищурил свои голубые глаза, обведенные сурьмой:
– Почему ты пришел ко мне?
– Потому что, кроме вас, эфенди, никто не скажет мне, о чем там говорится.
– Что ж… я читал завещание.
Лицо Джахана просветлело.
– Там упоминается Чота?
– Да, теперь, когда ты спросил, мне пришло на память: покойный придворный строитель завещал слону расшитую попону. Можешь не сомневаться, зверь получит ее в самом скором времени.
– Я вам очень признателен, – пробормотал Джахан и уставился на собственные ноги так угрюмо, словно они чем-то перед ним провинились. – А что насчет меня? Учитель упомянул обо мне?
– Тебе Синан завещал свои книги.
– Почему же тогда мастер Давуд ничего не сказал мне об этом? Я видел в его доме труды из библиотеки учителя. Значит, на самом деле они принадлежат мне?
– Возможно, в завещании идет речь о других книгах, – нетерпеливо бросил Гвоздика Камиль-ага. – Ты задаешь слишком много вопросов, индус. Я распоряжусь, чтобы прислали попону и книги, которые завещал тебе Синан. А теперь иди и не докучай мне. И не проводи так много времени в зверинце, рядом со слоном. Ты же строитель. Вот и будь достоин своего звания.
Джахан счел за благо не возражать и покорно ушел. Однако он чувствовал: здесь кроется какая-то загадка.
* * *
На следующий день – к тому времени уже прошло три недели после побега Чоты – Джахан, вернувшись из придворной школы, застал Аби в слезах.
– Слон… – пробормотал молодой негр и махнул рукой, не в силах договорить.
Джахан осторожно приоткрыл дверь сарая. Чота был один, бока его тяжело вздымались. Джахан погладил хобот своего питомца, предложил ему воды, но тот отказался пить. Взгляд его покрасневших глаз был неотрывно устремлен на погонщика, и в этом взгляде Джахан увидел отражение всех тех дорог, коротких и длинных, которые они прошли вместе. Он вспомнил, каким Чота сошел на стамбульскую пристань: грязный, заморенный, едва живой слоненок. С тех пор минуло пятьдесят лет, в течение которых слон и погонщик были неразлучны.
– Не покидай меня, – молил Джахан, заливаясь слезами. – Мне будет без тебя так одиноко.
Весь день Джахан не отходил от слона и ночевать устроился тоже в сарае. Сквозь дрему он слышал тяжелое дыхание своего друга. Если ему и снились в ту ночь какие-то сны, то впоследствии он не мог их припомнить. Утром Джахана разбудил стук дятла, долбившего ближайшее дерево. В сарае стояла мертвая тишина. Джахан боялся взглянуть на Чоту, но все же заставил себя сделать это. Слон лежал без движения. Бока его раздулись, как будто во время сна воздух проник в его тело через хобот.
– Чота заслужил достойные похороны, – произнес Джахан вслух, хотя никто не мог его услышать.
Он собственными руками обмыл слона, натер его бальзамом и благовониями. Все эти хлопоты так утомили его, что он был вынужден отдохнуть. Но мысль о том, как уберечь тело Чоты от разложения, не давала ему покоя. Джахан вспомнил, что лекарь Нурбану, дабы сохранить тело султана Сулеймана, обложил его льдом. Он принес из погреба несколько кусков льда, но понял, что это вряд ли поможет – слон был слишком велик, ему требовался целый ледник. Тем не менее найти какой-то выход было необходимо, ведь погребальная церемония, достойная Чоты, требовала длительных приготовлений.
Весть о кончине слона достигла ушей главного белого евнуха. И вскоре Гвоздика Камиль-ага, ставший за свою долгую жизнь свидетелем многих утрат, безумств и несчастий, появился в зверинце собственной персоной.
– Я слышал, ты считаешь, будто мы должны устроить для слона торжественный погребальный ритуал, – изрек он.
– Чота был прислан великим шахом Индии в дар великому султану Оттоманской империи, – ответил Джахан.