Отправясь с Кронштадского рейда, до прибытия в Бразилию, он должен будет останавливаться в Англии и Тенерифе.
Коль скоро наступит удобное время в сем году, он отправится для обозрения острова Георгия, находящегося под 55 градусом южной широты, а оттуда к Земле Сандвичевой и, обошед ее с восточной стороны, спустится к югу и будет продолжать свои изыскания до отдаленнейшей широты, какой он только может достигнуть; употребить всевозможное старание и величайшее усилие для достижения сколь можно ближе к полюсу, отыскивая неизвестные земли, и не оставит сего предприятия иначе, как при непреодолимых препятствиях.
Ежели под первыми меридианами, под коими он спустится к югу, усилия его останутся бесплодными, то он должен возобновить свои покушения под другими, и не выпуская ни на минуту из виду главную и важную цель, для коей он отправлен будет, повторяя сии покушения ежечасно как для открытия Земель, так и для приближения к Южному полюсу…»
Еще и еще раз прочитав содержание инструкции, Андрей Петрович задумался.
«Фаддей, конечно, будет всеми силами пробиваться сквозь льды на юг, к полюсу, чтобы выполнить предписание государя. При этом будет, зная его характер, рисковать и не раз, и не два, ставя тем самым под угрозу гибели саму экспедицию. Это может в конце концов привести к конфликту с Лазаревым, мореплавателем, вне всякого сомнения, опытным и в меру осторожным и осмотрительным, много повидавшим на своем веку, несмотря на довольно молодые годы. А за плечами Фаддея только неуемная отвага и одно кругосветное плавание на «Надежде», да и то только в качестве вахтенного офицера, хотя Крузенштерн и выделял его среди остальных офицеров. Командование же фрегатом можно частично исключить из его мореплавательского стажа, так как Черное море — это лужа по сравнению с Мировым океаном. Вот здесь-то и могут сыграть положительное значение мои дружеские отношения с Фаддеем в качестве своего рода противовеса его беспримерной и бескомпромиссной неустрашимости. И какой же я все-таки молодец, что вызвал его на трудный для обоих разговор по поводу выяснения наших отношений! — похвалил он себя. — Зато, несмотря на возникшие при этом разговоре трения, теперь у меня руки развязаны…»
Затем взял в руки вторую Инструкцию от морского министра, содержащую подробные руководства по ученой и художественной части, касающиеся его непосредственной деятельности. Однако мысли его по-прежнему витали вокруг главной задачи экспедиции по отысканию земли у Южного полюса. Он откинулся на спинку кресла, продолжая свои размышления.
«Какие же признаки могут свидетельствовать о наличии земли значительных размеров, если судно находится от нее в нескольких десятках миль, отделенное сплошными ледяными полями? Ведь ответ на этот вопрос в конечном счете и должен определить успех экспедиции».
Но ответа не было, и Андрей Петрович углубился в изучение литературы по гляциологии [2] , описаниям ледяного панциря Гренландии и льдов Северного Ледовитого океана, которую успел приобрести в книжных лавках Петербурга сразу же после того, как стало очевидным его участие в экспедиции. Слава Богу, времени для этого было более, чем предостаточно, — до Антарктики было еще очень и очень далеко…
* * *
И уже гораздо позже, при подходе к датским проливам, ситуация с этим вопросом более или менее прояснилась. Во всяком случае, Андрей Петрович пришел к выводу, что по крайней мере два признака могут быть использованы для определения относительной близости земли больших размеров в ледовых условиях высоких южных широт.
В первую очередь это касается айсбергов, что объясняется природой их происхождения. Дело в том, что они являются огромными обломками ледяного панциря, медленно сползающего с суши в океан. Постепенно нависая над прибрежными глубинами, край панциря толщиной в несколько сотен футов (около ста или более метров) под действием силы тяжести обламывается и уходит под воду, а затем всплывает над ее поверхностью в виде ледяной горы, то есть айсберга. Но ледяной панцирь такой толщины может образоваться только над сушей значительных размеров, постепенно приобретая форму ледяного купола. И чем больше айсбергов в высоких широтах, тем, следовательно, больше размеры земли, скованной ледяным панцирем. Кроме того, край ледяного панциря такой толщины должен будет представлять собой форму ледяного барьера, видимого с довольно большого расстояния. Следовательно, зоркие впередсмотрящие, находящиеся на салинге, должны будут при хорошей атмосферной видимости увидеть ледяной барьер минимум за два десятка миль, а то и более.
Андрей Петрович торжествовал. Ведь это было его теоретическим открытием, хотя теория происхождения айсбергов была уже известна, но она никоим образом не была связана с признаком возможного нахождения в районе их плавания земли значительных размеров. «Итак, первый шаг сделан, — удовлетворенно отметил ученый, — на очереди — второй».
Теперь речь пойдет о паковых, то есть многолетних льдах. Они характерны для Северного Ледовитого океана, где нет земли больших размеров. Огромные ледяные поля, возможно, и дрейфуют, но очень медленно, что способствует наращиванию их толщины в течение нескольких лет. Поэтому-то толщина паковых льдов и достигает десятка футов (трех метров) и более, являясь непреодолимой преградой для кораблей с деревянной обшивкой их корпусов.
Что же касается Антарктики, то там, при непременном условии наличия земли значительных размеров, должны были бы отсутствовать условия для образования больших полей паковых льдов. И действительно, в отчетах капитана Кука о его попытках проникновения в высокие южные широты нет упоминания о толстых паковых льдах. Хотя эти льды и могли бы находиться гораздо южнее кромки годичных, не очень толстых льдов, что, однако, маловероятно, так как в Северном Ледовитом океане мореплаватели почти сразу же сталкивались с мощными полярными льдами. Кроме того, огромные поля паковых льдов препятствовали бы проникновению к чистой воде айсбергов после их образования, несмотря на их исполинские размеры. А капитан Кук эти айсберги видел и в довольно большом количестве.
Таким образом, все взаимосвязано — большое количество айсбергов есть верный признак наличия в высоких широтах земли значительных размеров, что, в свою очередь, предполагает отсутствие там мощных паковых льдов. И, соответственно, наоборот.
Однако оставался не проработанным еще один немаловажный вопрос. А именно: какие морские животные и птицы и их поведение могут быть признаком, пусть и косвенным, наличия земли в районе их обитания в условиях ледовой обстановки и сурового климата Антарктики? Но это вопрос сугубо специальный, и Андрей Петрович, поразмыслив, решил поручить его изучение одному из двух немецких натуралистов, приглашенных Петербургской академией наук для участия в двух экспедициях (Беллинсгаузена и Васильева), которые должны были ожидать их прихода в Копенгагене.
* * *
Друзья наконец-то смогли уединиться в каюте Андрея Петровича, которая становилась традиционным местом их встреч, чтобы обсудить содержание государственных документов, носивших инструктивный характер.